Поел Карл, губы рукавом обтер да спать повалился, кое-как посреди спящих солдат втолкнувшись.
Одна у солдата радость — сон.
Во сне служба быстрей идет.
Во сне они сторону родную видят, деревню свою, дом, батюшку да матушку. А боле как во сне, они их уже и не увидят — али на войне убьют, али, когда они через двадцать пять годков в края родные возвернутся, никого-то уж в живых не будет. Оттого и плачут мамки, детей своих на службу провожая. Не чают их более увидеть, вот и убиваются, как на похоронах...
Упал Карл да уснул.
Думал, приснятся ему тятенька и маменька, дом их близ Невы и мастерская, где он ювелирному ремеслу учился. А приснился плац, фузея да ненавистный, что гоняет его немилосердно, унтер...
Не повезло Карлу...
Когда Анна очнулась, была глубокая ночь.
Она приоткрыла глаза и долго лежала неподвижно, пытаясь понять, где она и что с ней такое приключилось. Вокруг было темно — хоть глаз выколи. Но запах был знакомый, родной. Именно так пахли ее платья, ее книги, мебель... Это был запах ее квартиры, где прошла большая часть ее жизни. Громко, знакомо и умиротворенно тикали в темноте настенные часы. Знакомо скрипнули пружины, и по комнате разнесся мелодичный бой.
Она была дома... Не глядя, с закрытыми глазами, она могла сказать, что справа находится окно, подле него секретер, а чуть поодаль — комод.
Но кроме привычных звуков и запахов были иные... Был еще один запах — резкий, посторонний, больничный, как в аптеке на Покровке или в полевом лазарете, где она несколько месяцев служила сестрой милосердия, выхаживая раненных на германском фронте солдат.
Пахло бедой.
Анна хотела было подняться, чтобы зажечь лампу, но у нее не хватило сил даже привстать на кровати. Ее руки бессильно подломились, и она сползла обратно на подушки.
Ее тело словно не принадлежало ей. Даже от столь малого усилия ее бросило в холодный пот, а в висках заколотилась кровь.
Что с ней?...
Она лежала, пытаясь хоть что-то вспомнить. И что-то такое даже смутно вспоминала — холодный бесконечный переулок, по которому она брела, увязая в мокрых сугробах, кутаясь в воротник пальто и все равно дрожа от нестерпимого холода... неясные, размытые, словно они глядели на нее сквозь какую-то пелену, лица прохожих, которые с удивлением оглядывались на еле бредущую барышню... подъезд... долгие лестничные марши, которые она преодолевала, отдыхая на каждой ступени... А дальше ничего. Небытие. Она даже не могла вспомнить, как открыла дверь...
