Дорога в У. | страница 5



Намерения, даже самые губительные остаются там. Сюрреализм. О мы как Наташа в муках и сомнениях даем увести себя бывшим суворовцем в дом, где лестница, рядом с баней на М, за двадцать пять. Театр жестокости: Une vie.

* * *

Свет ослепляет страницу. Воспоминание, труднопроизносимое слово, снова слова. Мост над Волховом, выход из Кремля как в опере. Смотрим вдаль. Ремонт чугунного памятника: тысячелетие России.

Разобранная постель, белая, тревожная. Начинается как в песне белый день, осенний. Вчерашняя лекция по постмодерну, встреча со Славой. Шесть лет он жил во Франции. Золотые очки, портфель, шапочка. Волны судьбы, свадьбы. Опять волны, светящиеся огни Невского ночью, когда мы возвращаемся с лекции по постмодерну. На Невском как всегда, как на реке: огни. Ужасно и прекрасно. К маяку, вот название романа. На седьмом троллейбусе. Со Славой расстаемся. До славы лучшей, подлинной, длинной как сиянье. А пока, зданье вокзала людей.

Постмодерн это, преимущественно, разрушение, сказал профессор Мишель Рибалька из Сан-Луи, десубстанциализация, дегуманизация, все что начинается на де, дис, ре. Диссертация, революция, деколонизация. Негативизм, пиромания, паразитизм. Р. Переписывание заново. Белый флаг, белый день, белая постель. Карнавализация. Вкладывание денег в скуку, отдохновение после дорог. Невский черный как черновик, плохоосвещенный как река или карнавал. Свет все-таки бьющий как фонтан там и здесь, ощущение постмодерна. Люди как писатели постмодерна, по Лотреамону. Все они поэты, красавицы. Невский рек, каналов, аптек. Кульминация: вокзал, деструкция и апофеоз. Или лучше сказать пароксизм страсти. Вокзал как памятник, классицизм Тона, триумфальная арка, черный обелиск с золотой звездой, ночью. Серый обелиск, история памятников, предисловие к Кама Сутре.

Пыль как в поэзии Редьярда Киплинга об Африке, о войне. Солдаты, схватывающие на лету и ничего не понимающие. Текст в тексте, но не как матрешки (их выдумал японец), а как дорога в дороге, путь в другом пути, рельсы и белый след в небе, Пушкин и корабль. Тартарен в своих Альпах, на тропинке рядом с Махачкалой, предгорье, коровы, орлы, собака. Как иностранец, итальянец, дыши легко здесь в горах Дагестана, то есть там, в преддверии гор. Море. А мы с тобой вдвоем, предположенье. А получается втроем. Смех. Слезы. Тебе проповедовали в горах, теперь мне понятно. Здесь в низине свои Гималаи, с другим знаком, дышится очень просто, даже не чувствуешь иногда. Памяти другого К. Жанр: ин мемориам. Моцарт, концертная зала. Мойка, вдруг все выстроилось, вытянулось вдоль этой реки, узкой как серая перчатка. А., не пиши красиво, постмодерн не велит. А пиши правдиво. Аня, осенний бульвар, воспоминание о К., которого не знал. Когда она с ним познакомилась тот другой уже дышал иным воздухом как в предгорье. Аня не знала об этом. Легкое дыхание, памяти Бунина. Все кажется запуталось, приближается к хаосу, удаление и приближение, космос, день затмения, большая и малая вода, профессор сказал, я его читал, но теперь не понимаю. Ах профессор. Дао пути, приближение и удаление, блеск моря, смотрю с балкона. Санаторий в Сочи на малой горе как роман или в гостинице «Ленинград», Дагестан. Тело и море как слово и дело, как море и Пушкин. Поэт и город. Тема музея, вокзала, словаря. Приближение к пониманию, бездна печали. Удаление, осторожное как на сцене, па а па. Сквозь сон, дороги кампаний. Большая алжирская: Арзамас. Две малые (швейцарская и французская). Правда о хлебе и винограде.