— Ну и, — осторожно поинтересовалась родня, — как она... вблизи?
— Вблизи, — сын и внук промокнул губы салфеткой, — пылает и плавится, как и обещали.
Весело поглядел на физиономии отца и дела.
— Ширпотреб. Но Киру надо попробовать что-то в этом роде. Вправить... предпочтения.
— Милорд? — вопросительный императорский голос вернул адмирала в здесь и сейчас.
— У меня просьба, сир, — Олаф Эстергази помедлил, потому что Император не должен был ему отказать. Ни в коем случае. — Возможно, вы сочтете ее экстравагантной. Я прошу аудиенции у вашего деда.
Белобрысые императорские брови взлетели вверх. Потом чуть опустились, хотя напряжение на лице сохранилось.
— Мне следовало знать, что сокровенные тайны императорской фамилии повторяются шепотом в каждой кухне. Ужо найду я и у Эстергази скелет в шкафу.
— Я готов предоставить в ваше распоряжение свой собственный скелет. Я прошу... нижайше.
— Ох, вот нижайше-то не надо, — буркнул Кирилл. — Не такое уж приятное... явление, скажем прямо. Но если вы настаиваете...
— Да.
— Ну, пойдемте тогда.
Судя по лицу, Император не был в восторге от этой идеи. Но — шел впереди, указывая дорогу, сперва через личный выход из кабинета, в лифтовый холл, в стальную капсулу, где предложил пожилому адмиралу сесть и взяться за поручень, прежде чем та стремительно ухнула вниз. Где-то в нижних этажах капсула остановилась, Кирилл вежливо выпустил гостя вперед себя.
Опираясь на трость и прищурившись, адмирал огляделся, узнавая коридоры старого крыла, пустынные и, кажется, даже слегка пыльные. Он не был тут лет двадцать. Совершенно иной стиль. Вместо небольших функциональных помещений вдоль осевой линии, снабженных выразительными граффити для простоты ориентировки — громоздкие многооконные залы, переходящие один в другой. Или не переходящие. Причем это не решительно не поддавалось никакой логике. Кипение имперской деятельности осталось там, выше, а тут не попадались не только служащие, но даже автономные дроиды, наводящие чистоту.
И еще тут не было мебели. Совсем. Ни диванов, ни картин, ни ваз с вензелями, создававших тяжеловесный имперский шик. Только выцветшие панели и пыль. И эхо шагов в две переплетающиеся нитки, сопровождаемые стаккато трости как мементо мори.
Последнюю дверь Кирилл отпер своим ключом.
Некоторое время они стояли на пороге огромного зала, почти ослепнув от света, лившегося через бронестекло во всю стену. Потом Кирилл прошел в центр зала и неожиданно сел прямо на пол, спиной к Эстергази и лицом у окну, словно выведя ситуацию из схемы «государь-подданный», а также предоставив Олафу действовать на свое усмотрение. Самоустранившись. К слову — взгляд со стороны отлично у него получался.
