Под шлемом было темно – так темно, что Рэнд мог разглядеть паутину вен на внутренней стороне век, тонкими нитями пересекающих черный бархат. Он держал глаза открытыми и мигал, как будто ожидал, что бахдар вот-вот даст ему зрение. Он привык пользоваться им подобным образом не так давно, прежде, чем во время Двухдневной войны не кончилось действие препаратов, блокирующих функции оптических нервов – эти препараты ему дали те же чоя, что обещали Палатону исцеление. Они считали, что человек, обладающий бахдаром, обезумеет, если только не приглушить его чувства. Начальная доза только ослепила Рэнда, однако бахдар частично восстановил зрение. Затем, во время атаки абдреликов, когда ему пришлось вести корабль вместо Палатона, бахдар уничтожил остатки препаратов – в то время Рэнд этого даже не заметил.
Так он стал живым свидетельством того, что сила чоя совсем не обязательно сводит человека с ума, хотя, если Палатон продолжит испытания, подобные нынешнему, это вполне может произойти.
Рэнд шагнул вперед, сильно ударившись коленом о край стола, и согнулся от внезапной боли. Она вспыхнула, как фейерверк «римская свеча», нарастая до тех пор, пока Рэнд не протянул вперед руку.
– Здесь, – произнесен. – Одна свеча здесь.
При этом его ладонь ощутила тепло свечи.
– Да, – сухо заметил Палатон. – Хотя я не знаю, считать ли это успехом. Тебя просили найти ее бахдаром, а не прибегать к помощи осязания.
– Какая разница, – буркнул Рэнд, ибо теперь он понял эту инопланетную игру в прятки, и чувства стали подсказывать ему – горячо, еще горячее, нет, холоднее, нет, вот сюда, сюда, и наконец под шлемом появился малиновый отблеск и Рэнд уверенно остановился. – А вторая вот здесь.
– А третья? – спросил Палатон, и напряжение в его голосах было различимо даже через примитивное устройство в шлеме.
Рэнд повернулся – везде его встретил холод.
– Только две, – заявил он, поднял руки и сорвал с головы шлем.
В комнате перед его глазами горели две свечи. Палатон прислонился к массивной деревянной двери на другом конце комнаты, держа аппарат связи.
– Получилось!
На строгом лице чоя брови слегка приподнялись.
– У нас на такое способен любой ребенок, будь он даже слепым, как камень, – Палатон выпрямился и взял еще два подсвечника. – Садись, – приказал он. – И попробуй еще раз.
Кативар сидел, стараясь сдержать негодование и досаду при виде того, как поднимается и опадает грудь старого чоя под тонкой, белой простыней. В комнате гудела аппаратура, пахло дезинфектантом – обычный запах для комнаты больного. Кативар заерзал, вздергивая время от времени подбородок, как будто его шею натирал воротник. Он не привык носить церемониальные одежды Прелата, неудобные скорее по причине своего старинного покроя, нежели впечатлению лицемерия. Единственным знаком его сана был широкий воротник, облегающий шею и плечи, а Риндалан сейчас был лишен и этого. Но Ринди лежал в коме, недостижимый и для друзей, и для врагов.
