— Поклянитесь, что не бросите, — умолял Уэстон.
— Пожалуйста, клянусь. Куда я, по-вашему, могу деться?
Уэстон медленно огляделся и подогнал рыбу поближе к Рэнсому.
— Где… оно? — спросил он. — Ну, вы знаете… — добавил он, бессмысленно помавая рукой.
— Могу спросить вас о том же.
— Меня? — вскрикнул Уэстон. Лицо его так исказилось, что невозможно было разобрать, что именно оно выражает.
— Вы хоть знаете, что было с вами в эти дни? — спросил Рэнсом.
Уэстон снова огляделся.
— Понимаете, — сказал он, — это все правда.
— О чем вы? — спросил Рэнсом.
Вместо ответа Уэстон вдруг обрушился на него.
— Вам-то хорошо! — вопил он. — Тонуть не больно, умирать надо, то да се… Какая чушь! Что вы знаете о смерти? Сказано вам, это все правда.
— О чем вы говорите?
— Я всю жизнь занимался ерундой, — продолжал Уэстон. — Уверял себя, что мне важны судьбы человечества… убеждал, что как-то можно сделать этот мир хоть чуточку поприличней. Полное вранье, ясно?
— Разве вы нашли то, что истинней этого?
— Нашел, — сказал Уэстон и надолго замолчал.
— Лучше повернем рыб вон туда, — заметил наконец Рэнсом, разглядев что-то в море. — А то уплывем слишком далеко.
Уэстон послушался, как бы и не понимая, что делает, и они еще долго плыли рядом, не говоря ни слова.
— Я скажу вам, где истина, — внезапно заговорил Уэстон.
— Да?
— Ребенок пробирается наверх, в ту комнату, где положили его умершую бабушку, тихонько заглядывает туда, а потом убегает, и ему снятся страшные сны. Огромная бабушка.
— Что тут истинного?
— Ребенок знает о мире то, что наука и религия изо всех сил стараются скрыть.
Рэнсом промолчал.
— Он все знает, — продолжал Уэстон. — Дети боятся идти ночью через кладбище, и взрослые смеются над ними, но дети умнее взрослых. В Африке дикари по ночам надевают маски и проделывают мерзкие штучки, а миссионеры и чиновники называют это суеверием. Нет, черные знают о мире больше, чем белые. Грязные попы на задворках Дублина до смерти запугивают слабоумных деток. Вы скажете, это все темнота и глупость. Ну уж нет! Они ошибаются в одном — верят, что все-таки можно спастись. Нельзя. Вот вам истина. Вот вам — реальный мир. Вот его смысл.
— Я не понимаю… — начал было Рэнсом, но Уэстон его перебил.
— Вот почему надо жить как можно дольше. Все хорошее только здесь. Узенький, тоненький слой, который мы называем жизнью, — только видимость, он снаружи, а внутри — настоящий мир, ему нет конца. На один миллиметр толще слой, на один день, час, минуту — . вот что важно! Вам этого не понять, но это знает любой смертник. Вы говорите, какой смысл в отсрочке? Да весь, какой только есть!
