— Конечно, — ответил Рэнсом.
— Значит, разные миры устроены по-разному.
— А у вас закон запрещает спать на Твердой Земле?
— Да, — сказала Королева. — Он не хотел, чтобы мы там жили. Мы можем приплыть туда и гулять, ведь этот мир принадлежит нам. Но остаться там — заснуть и проснуться… — она содрогнулась.
— В нашем мире такой закон невозможен, — сказал Рэнсом. — У нас нет плавучих островов.
— А сколько людей в вашем мире? — внезапно спросила она.
Рэнсом сообразил, что точного числа он не знает, но постарался объяснить ей, что такое «миллионы». Он надеялся ее удивить, но числа сами по себе ее не интересовали.
— Как же вам всем хватило места на Твердой Земле? — допытывалась она.
— Там не один такой кусок, а несколько, — отвечал Рэнсом, — и они большие, почти такие же большие, как здесь — океан.
— Как же вы живете? — удивилась она. — Половина вашего мира пустая и мертвая. Столько земли, и вся прикована ко дну. Разве вам не тяжело даже думать об этом?
— Ничуть, — ответил Рэнеом. — В нашем мире перепугались бы, услышав, что у вас тут сплошной океан.
— К чему же все это ведет? — тихо сказала Королева, обращаясь скорее к себе, чем к Рэнсому. — Я стала такая взрослая за эти несколько часов, вся моя прежняя жизнь — словно голый ствол, а теперь ветви растут и растут во все стороны. Они разрослись так, что вынести трудно. Сперва я узнала, что сама веду себя от одного блага к другому, это тоже трудно понять. А теперь получается, что благо в разных мирах — разное. То, что Малельдил запретил в одном мире, Он разрешил в другом.
— Может быть, в нашем мире мы неправы… — неуверенно начал Рэнсом, встревоженный тем, что натворил.
— Нет, — отвечала она. — Так говорит мне Сам Малельдил. Да иначе и быть не могло, раз у вас нет плавучих островов. Только Он не сказал мне, почему Он запретил это нам.
— Наверное, есть важная причина, — начал Рэнсом, но она рассмеялась и перебила его.
— Ах, Пятнистый, — воскликнула она, все еще улыбаясь, — как же много говорят в вашем мире!
— Виноват, — смущенно буркнул он.
— В чем же ты провинился?
— В том, что говорю слишком много.
— Слишком много? Как я могу решать, что для вас много?
— Когда в нашем мире скажут, что кто-то много болтает, это значит, что его просят замолчать.
— Почему же прямо не попросить?
— А над чем ты смеялась? — спросил Рэнсом, не зная, как ей ответить.
— Я засмеялась. Пятнистый, потому что ты, как и я, думал о законе, который Малельдил дал одному миру, а не другому. Тебе нечего было сказать о нем, и все же тебе удалось превратить это в слова.
