— Записи зубного врача? — Трейси подался вперед. — Но ведь ими пользуются, только когда...
Лэнфилд скривился.
— Мы не могли ее опознать, мистер Ричтер. Ее бы и родная мать не узнала.
— Что с ней случилось?! По телефону вы мне сказали лишь, что она убита.
— В тот момент у нас не было причин...
— Расскажите!
Лэнфилд, несколько раз моргнув, собрался с духом:
— Я не хотел рассказывать вам это только ради вашей же пользы, мистер Ричтер, — но, увидев выражение лица Трейси, сдался: — но, с другой стороны, вы имеете право знать. — Он глубоко вздохнул и вывалил все сразу: — Ее забили до смерти, мистер Ричтер. Я никогда еще не видел, чтобы человека так били, — он покачал головой. — Это что-то невероятное, что они с ней сделали. Даже с лицом. Особенно с лицом.
Трейси не мог в это поверить.
— Неужели это так страшно?
— Эксперт сказал, что, похоже, у нее не осталось ни одной целой кости. Некоторые сломаны в трех-четырех местах. А лицо, как я уже говорил... От лица ничего не осталось. Он потер ладонь о хлопковые штаны. В Соулбери стояла тихая суббота, туристы, проезжавшие в Нью-Хоуп, сюда не сворачивали. Он слышал из коридора стук машинки Марты. Эд снова болтал по телефону с Биллом Ширли. Этот его сынок, любитель пива, когда-нибудь влипнет в неприятности! Служащие муниципалитета, занимавшие второй этаж, наслаждались законным отдыхом. А в его кабинете атмосфера становилась невыносимой.
— Я хочу ее видеть, — резко произнес Трейси и взглянул на Лэнфилда.
— Послушайте, сынок...
— Пожалуйста, организуйте это, — Трейси встал. Лэнфилд вздохнул, взял со стола чистый лист бумаги, ручку и протянул Трейси.
— А пока я буду этим заниматься, пожалуйста, напишите подробно, где вы были и что делали в ночь убийства.
— Я был не один.
Лэнфилд кивнул, сжал плечо Трейси:
— Это чистая формальность.
И вот теперь Трейси стоял в подвальном помещении городской больницы, такого нового и красивого комплекса зданий (горожане им очень гордились), что, казалось, здесь не должно быть места болезням и смертям.
— Вот почему я не хотел, чтобы вы видели, сынок, — и Лэнфилд откинул простыню.
Трейси предполагал, что знает, что его ждет. Но он ошибся. Он словно окаменел, увидев это. И Лэнфилд был прав: ничто не позволяло думать, что эта груда истерзанных костей и плоти когда-то была Мойрой Монсеррат. Тот, кто сотворил с ней такое, превратил ее в ничто, в предмет ночных кошмаров.
Он снова услышал ее голос: «Не знаю как и благодарить тебя за то, что ты позволил мне здесь пожить». И хрипло произнес:
