Рене Ивен — это был довольно молодой бледноликий француз, один из редакторов «Realities Cambodginnes». Он прибыл в Пномпень через Сайгон. Чем он там занимался, не знал никто, но именно этот покров тайны, покров, под которым пряталось нечто опасное и противозаконное, и привлек, как Сока позже понял, его старшего брата к этому чужестранцу. За последний год они очень сблизились, и Киеу Сока начал обнаруживать в брате что-то чуждое, взгляды его претерпели изменения, и Киеу эти перемены не казались естественными.
— Рене говорит, что наши настоящие враги — вьетнамцы, — убежденно произнес Самнанг, — и он прав. Что бы там Сианук ни твердил, они — наши извечные враги, — он отставил свою пустую миску. — Тебе бы неплохо повторить урок истории.
Вспомни, Сока, что наш недоброй памяти правитель Чей Чета женился на вьетнамской принцессе. Это случилось еще до того, как появилось слово «Вьетнам». Тогда они назывались аннамитами, но от этого суть их не меняется — они и тогда были дьяволами. Принцесса умолила супруга разрешить ее народу поселиться в южной части Камбоджи, и он, как всякий слабовольный глупец, согласился. Аннамиты ринулись туда, и это стало началом долгой истории чужеземного вторжения в нашу страну. Они тут же объявили эту территорию своей и уходить не собирались. И ты прекрасно знаешь, что часть той земли, которую сейчас называют Вьетнамом, на самом деле — Кампучия. Так что история доказывает, что доверять вьетнамцам нельзя.
У меня все внутри переворачивается, когда я вижу этих вьетнамцев, ту семью, что живет рядом с нами в Камкармоне. Какое они имеют право там жить? Это все дела Сианука. Он по четыре дня в неделю проводит в Камкармоне с Моникой и ее бандой, вот потому там и торчат эти вьетнамцы.
— А я в них ничего плохого не вижу, — сказал Сока с простой детской логикой. — Они ничего плохого не сделали ни мне, ни тебе, никому из нас.
Самнанг смотрел в лицо братишки и чувствовал, как в нем нарастает волна гнева. Он попытался улыбнуться, чтобы как-то охладить пыл. Он недавно виделся с Рене, а Рене всегда удается распалить в нем этот огонь.
Все еще улыбаясь, он обнял братишку за плечи, нежно сжал. Они очень любили друг друга.
— Мне не с кем поговорить, — мягко произнес Самнанг, — поэтому я порой и выкладываю все тебе. Ты — все, что у меня есть, единственный, кто меня понимает.
— Да, я понимаю, бавунг,— сказал Киеу Сока, стремясь помочь старшему брату. Он был счастлив, что тот разговаривает с ним как со взрослым. — Ты знаешь.
