— Как видите, — продолжал Док Дирфорт, указывая на бумаги в руках Винсента, — ни он, ни его родственники никогда не страдали сердечными заболеваниями. Это был совершенно здоровый тридцатишестилетний мужчина; несколько лишних килограммов — и не более того...
— Он умер от обширного инфаркта миокарда, — добавил Винсент. — Сердечный приступ.
— Спровоцированный вот этим. — Дирфорт наклонился к столу и ткнул пальцем в документ.
— Вы обработали данные на компьютере? Док Дирфорт покачал головой.
— Не забывайте, для всех это “случайная смерть в результате утопления”. Пока, по крайней мере.
— А что скажут о задержке вашего отчета у главного патологоанатома? — Винсент передал бумаги Дирфорту.
— У меня ведь могли возникнуть кое-какие проблемы с семьей покойного.
Дирфорт взял папку под мышку и вывел Винсента из лаборатории, погасив за собой свет.
* * *
Жюстина сидела на краю дивана, поджав ноги и обхватив руками колени. Ее открытый блокнот лежал перед ними на невысоком кофейном столике. Дождь стих и превратился в мелкий туман, но оконные стекла были по-прежнему мокрыми.
— Расскажи мне о Японии, — попросила она неожиданно, вплотную приблизив лицо к Николасу.
— Я не был там очень долго.
— Какая она?
— Другая. Совсем другая.
— Ты имеешь в виду язык?
— Да, и язык тоже, разумеется. Но не только. Ты можешь поехать во Францию или в Испанию, и там тебе придется говорить на другом языке. Но мыслят там, в общем-то, так же.
Япония — другое дело. Японцы ставят в тупик большинство иностранцев, даже пугают их, что, в сущности, странно.
— Не так уж странно, — возразила Жюстина. — Любой человек боится того, чего он не понимает.
— Но некоторые сразу же понимают и принимают Японию. Одним из таких людей был мой отец. Он любил Восток.
— Как и ты.
— Да. Как и я.
— Почему ты сюда приехал?
Николас смотрел на ее лицо, меняющееся с наступлением сумерек, и думал о том, как могла Жюстина быть такой проницательной в своих вопросах и в то же время такой уклончивой в ответах.
— Значит, ты приехал сюда и занялся рекламой. Он кивнул.
— Выходит, так.
— И оставил семью?
— У меня не было семьи.
Эта холодная жесткая фраза пронзила Жюстину, словно пуля.
— После твоих слов мне даже стыдно, что я никогда не разговариваю со своей сестрой. — Она в смущении отвернулась от Николаса.
— Должно быть, ты ее ненавидишь. Жюстина откинула голову назад.
— Ты жесток.
— Правда? — Николас искренне удивился. — Не думаю. — Он снова посмотрел на Жюстину. — Она тебе безразлична? Это было бы еще хуже.
