— Пыжик! — вскрикнула она, радостно подхватывая на руки детеныша гуки-куки. — Ой, как потяжелел! И кто научил тебя так кувыркаться? Смотри, от мамаши попадет.
— Сибилло, пугало безмозглое, кто ж еще! — раздался низкий бархатистый голос, вызывающий в воображении образ благодушного гигантского шмеля. — Солнышка тебе над самым темечком, княжна нездешняя!
Мона Сэниа оглянулась — приподняв полог мускулистой рукой и уперев другую в крутой бок, на пороге стояла Паянна, как всегда, во вдовьем балахоне с пятью белыми полосками на рукаве — знак того, что пятеро дорогих ее сердцу людей отошли в край леденящих снегов. Черное и белое, желтое и красное — княжеское знамя Лроногирэхихауда: чернота живого тела, белизна предстоящей смерти, золотистость солнечного луча и пурпур… а вот тут уж не иначе как жрецы-красноризцы постарались, чтоб о себе напомнить…
— И тебе солнца неизбывного, добрая Паянна!
— Добрая! — фыркнула княжеская домоправительница, заходя в шатер шаркающей походкой, выдающей отечность когда-то резвых ног. — Слыхало бы тебя сибилло! Да и ты, князюшка, хорош — что не позаботился, не кликнул на стол собрать?
— Разговор у нас, не до того, Паяннушка!
Она необидчиво пожала плечами, сгребла в охапку резвившегося гукеныша и направилась к выходу.
— Так звать ли сибиллу, госпожа моя? — спросил вполголоса Лронг.
— Нет, — неожиданно решила принцесса. — А вот ты, Паянна, останься.
Грузная фигура замерла, потом плавно развернулась, и на плоском невыразительном лице поползли вверх серебрящиеся проседью косички бровей:
— Почто так, княжна? С волхователем равняешь?
— Просто я никогда не держала совет с женщиной, которая старше меня годами и опытом. Присаживайся.
Паянна, не церемонясь, опустилась в единственное резное кресло, предназначавшееся князю; Пыжик тут же свернулся калачиком и стал похож на белого гуся, спрятавшего голову под крыло.
— А ты что же, никогда материнских речей не слушалась? — неодобрительно пробормотала она.
— Дети королей Джаспера воспитываются без матерей, — пояснила мона Сэниа. — Как только принца — или принцессу — отнимают от груди, его мать навсегда удаляют от королевского двора. С богатым приданым, разумеется. Так что претендентов на ее руку бывает предостаточно — король, как правило, себе в наложницы дурнушек не берет.
— Жестоко, — вздохнул Лронг.
— Зато королевство избавлено от интриг, сплетен и заговоров. Ну да речь сейчас не о том. Я вспомнила, как еще в первую встречу сибилло ваше почтенное каким-то ведовским нюхом учуяло, что на Таире надет амулет в виде сережки. Значит, есть все-таки возможность находить скрытые талисманы!
