— Я ничего не вижу. В чем…
Лейтенант подошел поближе и встал рядом с генералом, почти касаясь плечом бока его коня. За миг до того, как Дирарк заговорил, Везул уже все понял сам — и с губ его сорвалось невольное проклятие.
— Тела, сэр, — прошептал лейтенант. — Они исчезли. Все до единого.
Опять началось. Тошнота… Желудок свернулся в тугой комок, горячая волна поднялась по пищеводу к самому горлу. Эффи скорчилась в позе эмбриона, не открывая глаз. Ее вырвало. Теплая вонючая жижа потекла по волосам и подушке. Ей было худо — так худо, что не описать словами. Эффи тихо, прерывисто застонала.
Она попыталась открыть глаза, но это оказалось непросто — они были словно склеены коркой сна. Наконец удалось чуть приподнять веки, и яркий свет ударил сквозь ресницы, так что перед глазами заплясали разноцветные бесформенные пятна, напоминающие Эффи ее собственные эксперименты в живописи…
«Может, я умираю? — подумала она. Эта мысль не вызвала ни сожаления, ни страха: слишком уж было больно. — Плохой был экстази, должно быть, некачественный… Я могла умереть».
Эффи по-прежнему лежала, свернувшись клубочком. Она не имела сил пошевелиться, хотя рвотные массы пропитали подушку и отвратительно воняли. Постепенно возвращались воспоминания о прошедшем вечере. Клуб, оглушающий грохот музыки — бесконечный, безумный шум… Разноцветные огни в темноте… Белокурый улыбчивый парень… Это он дал ей таблетку…
Надо что-то делать. Надо встать — иначе она и впрямь помрет здесь. Эффи снова застонала. Ей было очень холодно.
Перед глазами вновь возникло лицо паренька из клуба. Мягкие светлые волосы, приятные, немного женственные черты… и что-то еще. Что-то насмешливое в его взгляде. Что-то ехидное в изгибе губ. Эффи почувствовала, как в ней вздымается гнев… Что ж, парень сделал для нее по крайней мере одно доброе дело: этот неожиданный всплеск чувств заставил Эффи двигаться. Она открыла глаза и скатилась с дивана.
Эффи упала на пол, и ее снова вырвало. Рука немедленно угодила в липкое и зловонное пятно, растекшееся по ковру.
— А, дьявольщина! — Запах стал просто невыносимым. У Эффи заслезились глаза. Боже ты мой, сколько может быть блевотины в одном-единственном человеке? Она попыталась встать на четвереньки, и желудок вновь скрутило болью. Только теперь Эффи заметила, что на ней — одно белье. Стало быть, она все же умудрилась раздеться и лечь в кровать. Хотя самостоятельно ли она раздевалась?.. Этого Эффи решительно не помнила.
