В голове у него возникали один за другим десятки планов, как справиться с семерыми, да еще самому при этом не расстаться с жизнью. Спутать ноги лошадям? Бесполезно, они перережут веревки. Открыть по ним огонь, как только они появятся в городе? У него не хватит на это пуль, даже если стрелять без промаха, — ведь их семеро. Кто-нибудь уцелеет, и тогда ему конец.
Выхода, похоже, не было. Дурак он, что связался с бандитами, раз уж не продумал, как довести дело до конца. Слава Богу, с мрачной радостью подумал он, что еще не втянул никого больше в это безнадежное, обреченное с самого начала безумие. Легко мечтать о подобных подвигах, но, видно, тот, кто слаб, никогда не станет сильнее.
Однако он понимал, что, заварив на свою беду эту кашу, выйти из игры вот так запросто уже не в его власти. Что он начал, он и должен закончить, и надо хотя бы напугать бандитов так, чтобы они и дорогу забыли в Вествотер.
Естественно, перебирая в голове все варианты, он старался не думать о том, чем столь рискованное дело может обернуться для него. Не то чтобы он сознательно закрывал глаза на угрожавшую ему смертельную опасность, но просто еще перед тем, как ввязаться в эту историю, он реально оценил свои шансы, а теперь, решив идти до конца, ясно сознавал, что рассчитывать на спасение ему не приходится. Во всяком случае, это маловероятно.
В конце концов, придя к выводу, что хуже не будет, он все-таки вывел из конюшни всех лошадей и, связав их между собой, привязал к изгороди другим концом веревки. Тщательно спутав им ноги, он постарался, чтобы предназначенная для Клипа Харта лошадь оказалась ближе всех к конюшне, и привязал ее отдельно, немного поодаль. Затем прошел в кладовку, снова вытащил винтовку из тайника и припрятал ее за дверью конюшни, так, чтобы снаружи ее никто не заметил.
Теперь он сделал все, что мог, и ничего больше не оставалось, как терпеливо ждать развязки. Опустившись в любимое кресло Даффи, конюх попытался хоть немного расслабиться.
Слухи о его ссоре с Хартом, похоже, уже облетели весь город, и улица совсем обезлюдела. Двери магазинчика давно распахнулись настежь, салун тоже уже открылся, но ни покупатели, ни завсегдатаи питейного заведения не высовывали нос. Город выглядел вымершим. Пару раз встревоженная Джули появлялась в дверях, поглядывая на молодого человека, по-прежнему сидевшего в кресле у дверей. Он казался спокойным, даже что-то насвистывал, обстругивая какую-то палочку, однажды ей показалось, что он спит.
