— Ты невежлив, — не отставал он, — а я люблю, чтобы ко мне относились с уважением, разговаривали со мной. Тебе известно, кто я?
— Оставь меня в покое, — спокойно попросил я. — Через час меня уже здесь не будет.
Наливая мне спиртное, бармен посмотрел на меня, и в его глазах я прочел предупреждение.
— Ты знаешь, кто я? — настойчиво повторил он.
Усталость и раздражение взяли верх над рассудком.
— Чертов болван, если ты так настаиваешь, — вспылил я. — Что пристал к проезжему человеку, которому нужно поесть и отправляться дальше?
— Он назвал меня «чертов болван», у него есть ружье! — завопил усатый и схватился за свое.
Но я оказался быстрее. Не успел он снять ружье с ремня, как моя пуля угодила ему в горло. На какое-то мгновение его лицо сделалось безумным, он не мог поверить в то, что произошло. Ему приходилось убивать раньше, но он не ожидал, что умрет сам, и смотрел на меня отсутствующим взглядом. Потом силы покинули его, и задира опустился на колени, пытаясь что-то сказать, но кровь душила его, и он упал лицом в опилки, сжимая их в кулаках.
Все присутствующие повскакали с мест.
— За это ты будешь висеть, — выкрикнул кто-то, — висеть, пока не подохнешь!
— Он сам напросился на это и коснулся своего ружья, поэтому я выстрелил.
— Не важно. Он известный человек, а ты нищий бродяга. За твоей спиной стоит его брат с дробовиком.
Итак, меня окружили, схватили и выволокли на улицу. Через пять минут его братья накинули мне на шею веревку, закрепив ее высоко на суку, откуда я не мог бы упасть, не сломав себе шею. Они столкнули меня с седла усталой чалой лошади и оставили, чтобы я задохнулся и медленно умер, пока они будут пить в баре.
Но когда эта разъяренная орава удалилась, из-за кустарника вышла та самая индианка с мальчиком. Они перерезали веревку, сняли с моей шеи петлю и стояли рядом, пока я давился кашлем и боролся с удушьем. Чалый конь с прекрасным седлом и винтовкой в чехле будто ждал меня.
Мои собственные лошади находились в миле от меня в платной конюшне, а чтобы добраться до них, мне пришлось бы пройти через весь город. Когда я взял в руки уздечку и сунул ногу в стремя, индианка сказала:
— Плохая! Лошадь нехорошая! Плохая! Плохая!
— Может, и плохая, но это единственная лошадь, которая у меня есть. Мои лошади и оружие в конюшне, я туда не вернусь. — Вскочив в седло, я хотел поблагодарить их, но они молча повернулись ко мне спиной и скрылись в кустарнике.
Чалый резво побежал вперед, и я дал ему свободу.
