— Я Иоханнес Верн... — громко повторял я. — И не боюсь...
Потом произошло что-то непонятное. Внезапно остановившись, я осмотрелся. Песок стал почти белым, камни, черные ночью, при дневном свете оказались коричневыми, небо было ярко-синим и безоблачным. Я должен был бы испугаться, но этого не случилось. Потому что все вокруг показалось мне неожиданно знакомым, хотя везли меня сюда глубокой ночью и я мог бы поклясться, что прежде здесь никогда не бывал.
Я присел на большой плоский камень. И почувствовал, что безраздельно связан с этими местами. Моя мама полюбила пустыню, отец жил в пустыне, любил ее и ее людей. Может быть, по этой причине, может быть, еще почему-то, но я почувствовал вдруг, что тоже рожден, чтобы жить в пустыне, стать ее частью.
Когда я освоился с этим неожиданным открытием и снова двинулся в путь, то не стал суетиться. Прежде всего мне предстояло найти тень и воду. И, хотя неизвестность все еще витала над мной, я уже не ощущал прежнего одиночества: пустыня была моим другом.
Откуда-то выскочил заяц и пустился наутек, потом остановился вдруг и уставился на меня. Невдалеке я заметил змею, спешащую по своим делам и оставляющую после себя на песке струящийся след, по которому чинно шествовало какое-то насекомое.
Жара заметно усиливалась. На небе, которое из синего от зноя превратилось в туманное, появился канюк. Он тоже заметил меня и внимательно разглядывал с высоты.
— Прочь отсюда! — вырвалось у меня. — Я не стану твоим обедом!
Конечно, канюк не услышал меня. Я вспомнил, как отец говорил, что птица эта всегда ждет, и в конце концов добыча достается либо ей, либо кому-то, подобному ей.
Я начал искать укрытия, но так ничего и не обнаружил. Мечтал о раскидистых кустах, в тени которых можно укрыться от жары, но меня окружали лишь сухие деревца, вместо листьев покрытые иголками да колючками. А деревья джошуа давали слишком слабую тень, под ними спрятаться было невозможно. Близился полдень, а я все еще искал. Во рту пересохло. Я взял в руки небольшой гладкий камешек, подержал его в руке, пока он не остыл, и положил в рот. Это должно хоть немного помочь. Я начал спотыкаться.
Какая-то крохотная птаха порхала по песку впереди меня. Далеко, на юго-востоке, виднелись горы. Были ли это наши горы? Я не знал. Как не знал и того, сколько прошел. И без сил опустился на песок.
Судя по теням, наступил полдень, а ведь мой путь начался еще до рассвета. Я вспомнил, что рассказывали мне о пустыне Финней, Фарлей, Келсо и, конечно, отец. Я знал, что должен был найти тень и отдохнуть наконец. Что, будь то взрослый или ребенок, никто не может долго прожить без воды. Поэтому, превозмогая усталость, я поднялся и снова пошел. Цепочка следов, которая служила мне дорогой, привела к высохшему водоему, противоположный берег которого был очень крут. Карабкаясь наверх и почти валясь с ног от пережитого за день, я вдруг заметил небольшое скопление камней, близко стоявших друг от друга и образующих что-то вроде маленькой ниши, дававшей крохотную тень. Когда подошел ближе, увидел около камней яму. Прежде чем что-то предпринять, нужно было убедиться в отсутствии здесь змей. Увидев вблизи сухую ветку или палку и внимательно рассмотрев ее — ведь она могла оказаться змеей, — я поднял находку и использовал как шест для проверки отверстия.
