Не задерживаясь, я вынул из правого кармана второй свиток с заклинанием Атала. Эти чары должны были извлечь Летящего-в-Луче из рубина. Облизав пересохшие губы я начал читать. Когда первый из странных слогов колдовского языка сорвался с моих губ, перепуганные насмерть рогатые повалились на землю, и на их отвратительных физиолномиях застыло выражение бесконечного ужаса.
— Тетаграмматон Тхабайте Сабаотх Тетхиктос! — Как только над залитой тусклым светом новорожденного месяца пустыней раздались эти слова, рев рассвирепевших уроженцев Ленга сменился жалобным хныканьем — мольбой о пощаде. Подобно уродливым личинкам навозных мух, мерзкие твари стали ползать у основания Стены Наач-Титха, пытаясь найти хоть какую-нибудь лазейку. Наконец я признес последнюю руну и оглушающая тишина воцарилась в городе.
Затем, где-то там, в самом сердце безмолвия, что-то загрохотало. Этот звук быстро перерос в рев. Наверное, миллион ирландских банши вопили бы тише. Порыв ледяного ветра из самого сердца Дилат-Лита в один миг потушил адские факелы рогатых. Все крошечные красные огоньки неожиданно погасли, и раздался крик, словно огромный кристалл раскололся. И тут я услышал крики…
Я помнил предостережение Атала — не смотреть — но обнаружил, что не могу отвернуться. Я словно врос в землю и окаменел. Неистовые крики становились все громче и стали невыносимыми. Я же стоял, вглядываясь в темноту широко раскрытыми глазами, стараясь рассмотреть подробности того, что происходило на полуночных улицах. И вот, сметая жалких тварей, пресмыкавшихся у стен, появилось Он!
Он приешл, обрушился на стену, вырвавшись из чрева перепуганного города… Он принес ветер, который смел рогатых тварей, словно осенние листья…
Безглазый, но всевидящий; безногий, но надвигающийся, как наводнение… Мириады голодных ртов в пузырящейся массе — вот каким предстал передо мной Летящий-в-Луче. Великий боже! Вид этого создания сводил с ума! И что Он сделал с этими ничтожными существами из Ленга…
Вот так все и закончилось.
Всего три раза был я в городе с базальтовыми башнями и бесчисленными пристанями — Дилат-Лине, и теперь радуюсь тому, что больше никогда не увижу его.
— Итак, вы по-прежнему хотите попасть в Дилат-Лин? Это странное желание не пропало, несмотря на то, что я рассказал вам?
Грант Эндерби с сомнением посмотрел на собеседника. Потом он поднялся с места и стал расхаживать по комнате. Рассказ Эндерби послужил только началом их беседы, а затем разговор потек своим чередом, затрагивая самые различные аспекты жизни Мира Снов. Мужчины разговаривали о путешествии де Мариньи и Титуса Кроу, о тягостной атмосфере тревоги и обреченности, подавленности перед лицом надвигающегося рока, который, казалось, повис, словно уродливая тень, над Миром Снов.
