Старички угостили нас рябиновой настойкой, и мы беседуем. Смотритель рассказывает о животных и деревьях. Парк для него давно стал своим. Мы потягиваем винцо. Марианна берет мою руку и гладит ее на глазах у стариков, и жена смотрителя говорит, что сама делала эту настойку. Я смотрю на нее с умилением.
Наутро мы просыпаемся в комнате, где раньше жил сын старичков, она залита солнцем. Смотритель и его жена с тех пор ничего там не меняли. Сын для них так и остался ребенком (впрочем, так ведь и должно быть). Под потолком висит самолетик, и стены увешаны рекламами автомобилей. Я подумал, что лучше, чем сейчас, мне уже никогда не будет, я лежу и изнемогаю от счастья. В полной тишине. И я верю, что мы с Марианной будем вместе вечно.
Мы не занимаемся любовью. В этом нет надобности. Все хорошо так, как есть. Мы просто лежим и улыбаемся друг другу. Солнце касается лба Марианны и ее волос, и мне хочется лежать и лежать здесь весь день в счастливом блаженстве. Но жена смотрителя осторожно постучала в дверь и позвала нас завтракать. Ей пришлось дважды повторить приглашение, и только после этого мы вышли, поели, попили чаю. Потом сердечно поблагодарили хозяев.
Уже в поезде на пути в Копенгаген безмятежность этого утра немного тускнеет. Я спрашиваю у Марианны, нет ли у нее с собой жвачки, но у нее оказалась только одна штука, которая нужна ей самой. Я говорю, что, по-моему, это нехорошо с ее стороны, и она награждает меня взглядом, от которого мороз подирает по коже.
Мы возвращаемся с неба на землю. Я понимаю, что оба мы смертны.
Мы отправились дальше на юг, и оказалось, что немцы переняли у шведов дурной обычай заливать светом все подряд, разрушая очарование мглистой ночи. Я и тут откровенно высказываю свое неодобрение, но Марианна говорит, что понимает немцев не меньше, чем шведов. Может быть, немцы тоже боятся темноты.
Мы прибываем в Эссен, когда еще все спят, и я обращаю внимание Марианны на то, что большинство немцев, как ни странно, не склонны к раннему пробуждению. Я заметил свет только в двух окнах из тысячи, мимо которых мы проехали за последние полчаса. А может, жители Эссена склонны ходить по дому в темноте? — предположила Марианна (но это было бы еще более странным).
Я решил, что должен спросить у нее, куда идет наш поезд. Он идет в Париж. Я поинтересовался, зачем мы туда поехали (ведь все ездят в Париж), не лучше ли нам было держаться от него подальше? Марианна спросила, задавался ли я вопросом, зачем люди ездят в Париж (если не задавался, то мне стоит подумать над этим, сказала она). По правде говоря, я никогда об этом не думал, так что решил последовать ее совету. И пришел к выводу, что съездить в Париж не такая уж плохая мысль.
