Рассказы Яцка мало интересовали Хмельницкого. К тому же, говоря о походах и кровавых сражениях на земле и на море, казак всякий раз возвращался к обязанностям и к поведению урядника Чигиринского староства. Вот и теперь Яцко советовал Хмельницкому подумать, и причем немедля, о том, кем он является для казаков. Нельзя забывать о том, что Чигирин — это новая, свободная казачья столица, а не «пограничное пристанище» для шляхты, зарящейся на Запорожскую Сечь. Хотя казаки и не могут пожаловаться на своего нынешнего урядника, но они настороженно относятся к нему, ибо пан Хмельницкий за все время своего пребывания в Чигирине ни единого разу не посетил храма божьего, не причащался по православному обычаю, как это делает его жена, наставляя благочестию и своего сына Зиновия-Богдана. Услышав это новое имя своего сына из уст казака, Хмельницкий даже вздрогнул. Выходит, что Мелашка Пушкариха успела рассказать кое-кому о Зиновии и его защите наливайковцев… Из слов Яцка следовало, что выписанные из реестра казаки не только воинственно настроены, но, наверное, и посполитых крестьян подстрекают к непослушанию.
Казаки и посполитые будто бы, откликаясь на призыв короля, вооружаются, чтобы помочь «царевичу Димитрию» воевать против Шуйского, а на самом деле остаются в волостях, объединяются в отряды и порой, недовольные шляхтичами, нападают на их надсмотрщиков и урядников.
Переехав на рассвете реку Тясьмин и попрощавшись у моста с этим словоохотливым казаком, Хмельницкий почувствовал себя тревожно.
Однако же возвращаться сейчас в Чигирин было бы совсем безрассудно. Он подстегнул коня, пообещал жене приобрести в Корсуне для нее и вещей подходящую телегу.
Хмельницкие проезжали через села Смелянщины. Здесь Михайло привлек внимание крестьян, работающих на нивах панов-шляхтичей. По одежде и оружию они безошибочно узнавали в нем польского урядника, то и дело останавливали его, требовали объяснить, на каком основании казаков вместе с семьями выписывают из реестра.
— Только и требуют, чтобы он, как скотина, четыре дня в неделю работал на польского пана. Да еще в первые дни недели, а потом уже может обрабатывать свою ниву, когда зерно начнет осыпаться на корню.
— Какой же это божий или человеческий закон, почтенный пан, коль и эти крохи потом нужно отдать на кормежку жолнерам?..
Хмельницкий, искренне недоумевая, пожимал плечами, даже обещал передать их жалобу самому старосте, лишь бы только оставили его в покое возмущенные люди. Хотя крестьяне и были с косами или граблями, но от внимания урядника не ускользнуло и то, что у некоторых из них под длинной сорочкой торчали спрятанные за поясом пистоли.
