Мальчик приподнялся на локте, посмотрел на то место, где ночью сидел отец. Скамейка до сих пор стояла возле его кровати, там же, где ее поставил отец.
— Постой, постой, — произнес Зиновий, вспоминая о ночном сне и видениях.
Вчера вечером скамейка стояла под стенкой у окна. «Богдан!» — окликнул его отец, поставив скамью возле его кровати и сев на нее… Сейчас она стоит не под стеной, — долито быть, не во сне являлся ему отец.
— Мама! — крикнул Зиновий, услышав шаги матери в светлице.
— Ты проснулся уже, Зинько? Поспи, еще рано вставать, на дворе как будто дождик собирается.
— Мама, а батя уже встал?
— Уже и уехал, сынок. Сегодня у него тяжелый день, подстароста должен приехать из Корсуня.
— Будут судить?
— Так ему на роду написано… Ты поспи еще. А на то — воля божья…
Мальчик схватил мать за руку и тихо, как заговорщик, сказал:
— Мама, мне показалось, что батя приходил ко мне ночью, вот на этой скамейке сидел и… Богданом называл меня, как матушка Мелашка… Вот и не знаю я, сон ли то, или взаправду так было. Бате так тяжело служить… — вздохнул он, отпустив руку матери. — На этой вот скамеечке как будто наяву видел я его и слыхал такие слова, мама, такие слова!..
— А он и говорил, что наведывался к тебе ночью, потому что ты все время бормотал что-то, «мама» кричал во сне.
— Наведывался? Так это был не сон?
Мальчик вскочил с кровати, постоял немного, внимательно глядя в глаза матери, и выбежал во двор. Когда Матрена вышла на крылечко, Зиновий был уже далеко-далеко в саду и вскоре скрылся в кустарнике, что рос на берегу Тясьмина.
Через несколько минут Зиновий оказался на околице хутора, у подворья вдовы Пушкарихи.
— Бабушка, — позвал он старую Пушкариху, стоявшую во дворе, — скажите тете Мелашке, что Богдан зовет!
— Богдан? Чей же ты хлопчик? — прикрывая глаза ладонью, всматривалась в него старуха.
— Очень она мне нужна, бабуня, позовите…
Но Мелашка и сама услыхала его голос, выглянула из сеней и ахнула:
— О, Богдан! Заходи, родной…
И тут же быстро направилась к воротам, где стоял взволнованный мальчик. Она назвала его новым, данным ею именем — Богдан, в сердце ее родилась надежда. Мелашка еще издали заметила, с каким нетерпением ждал ее мальчик, и почему-то была уверена, что он сейчас появился как богом ниспосланный вестник добра.
— Богданко, тебя мама прислала за чем-нибудь? — спросила она, подходя к воротам.
— Мама и не знает, что я побежал к вам. Я — сам, тетя Мелашка. И не говорите маме. Они… Мама перепугана, всего боится, — поспешно ответил Зиновий, боязливо озираясь на тропинку, протянувшуюся через перелесок к Тясьмину, на хутор, где на холме виднелся дом урядника.
