Когда сэр Отлак рассказал о предательстве короля Пенландриса, Ламорак сначала не поверил. Он не мог поверить.
Не укладывалось в голове — отец, пример во всем для Ламорака, поступил не по-рыцарски. Это просто невозможно!
Этого не может быть, потому что не может быть!
Но хоть тысячи раз кричи «нет!», хоть пронзи острым кинжалом бешено колотящееся сердце — граф Маридунский не мог солгать, его слова подтверждали другие рыцари.
Мир рухнул для Ламорака в одночасье.
Отец предал не только своего повелителя, верховного короля, не только свою родину. Прежде всего он предал своего сына — Ламорака, которого сам же воспитал, как подобает воспитывать рыцаря: в уважении к доблестным и в презрении к позорящим рыцарское звание.
Король Пенландрис обесчестил себя. И сына и весь род, и память предков, и неродившихся еще потомков…
Если только Ламорак, не смоет позор со славного имени.
Но случилось еще более худшее для Ламорака.
Как и предполагал герцог Вольдемар к замку подошли под белым флагом парламентарии. Сам король Пенландрис пришел говорить от имени принца Вогона.
Боже Великий, какой позор!
Но и это еще не все. Пенландрис желал сына в обмен на Рогнеду: если в течении часа Ламорак не выйдет из замка, то юный верховный король получит голову сестры на золотом блюде.
— Негодяй! — только и нашел что ответить сэр Гловер. Он вышел к самому краю и прокричал:
— Пенландрис, я вызываю тебя на смертный бой. Прямо сейчас! Победишь — получишь сына.
— Нет! — закричал Ламорак. — Я не сын ему больше! Не сын!
— Успокойся, — сказал сэр Отлак. — Мы верим тебе и не отдадим тебя. Он не осмелится убить Рогнеду.
— Осмелится, — вздохнул герцог Вольдемар.
И все поняли: он прав. Ничего святого для Пенландриса не осталось.
— Пенландрис врет, — вдруг сказал барон Ансеис и окружающие посмотрели на него. — Рогнеды с ними нет.
— Вы уверены? — спросил Вольдемар.
— Да, — поддержал Ансеиса сэр Дэбош. — Принцесса далеко отсюда.
— Ну тогда и сына, бычья требуха, он не получит! — воскликнул Гловер. — Сэр Отлак ваши стрелки достанут его из лука?
— Он под белым флагом, — сухо ответил Отлак. — Не гоже нам уподобляться Пенландрису. Но сына он не увидит.
— Подождите! — взмолился Ламорак. — Я не сын ему, я отрекаюсь от него! Я прошу вас — отпустите меня и я убью его, чтобы смыть позор с моего имени! — в срывающемся голосе юноши не было неискренности, лишь мольба.
Но в глазах многих рыцарей появилось недоверие — не хочет ли юный обманщик улизнуть под крылышко отца, подальше от грозных клинков возмездия? Не дрожит ли он за свою жизнь?
