– Не понимаю.
– В свое время поймете, но и это будет лишь следующим шагом.
– А вы не можете мне в этом помочь?
– Нет. Вы должны прийти к этому сами. Каждый должен познавать это сам. Это существенное требование, но вы, как отмеченный, один из немногих… Вы ведь знаете, чего от вас ждут… К сожалению, я не могу уделить вам больше времени. В будущем я сделаю для вас, что смогу. Разумеется, в служебном порядке.
– Но как же так? Ведь я, собственно говоря, по-прежнему не знаю… – торопливо заговорил я, сбитый с толку. – Вы ведь должны были познакомить меня с шифрами, которые понадобятся мне в связи с миссией.
– С вашей миссией?
– Да.
– И каково ее содержание?
– Подробностей я не знаю… Полагаю, что они содержатся в инструкции. Она у меня здесь, с собой, в папке – но я не могу ее вам показать сейчас. Где моя папка?
Я сорвался с места, заглянул под стол – папки не было. Я глянул в сторону жирного офицера. Глаза у него были, как у уснувшей рыбы. Воздух посвистывал, проходя через его полуоткрытый рот.
– Где моя папка?
Я повысил голос.
– Спокойно, – проговорил за моей спиной Прандтль. – У нас ничего не может пропасть. Крууух!
Потом с укоризной произнес:
– Крууух! Отдай! Слышишь? Отдай!
Толстый пошевелился, и что-то шлепнулось на пол. Я схватил папку, пощупал, полна ли она, и выпрямился.
Неужели он сидел на ней? И когда он успел стащить ее прямо из-под моего носа? Видимо, он был, вопреки обманчивой наружности, чрезвычайно ловок.
Я уже совсем было собрался открыть папку, как вдруг сообразил, что не смогу извлечь необходимую информацию из зашифрованного текста, а капитан, не зная, о чем идет речь, не сможет дать мне соответствующий ключ. Это был порочный круг.
Я сказал об этом капитану.
– Это, пожалуй, упущение со стороны Эрмса, – закончил я.
– Вот уж не знаю, – ответил он.
– Я пойду к нему! – бросил я почти с вызовом.
Это означало: сейчас я пойду и доложу, что ты умываешь руки, чиня тем самым препятствия миссии, которую доверил мне сам главнокомандующий.
– Пойду сию же минуту! – загорелся я.
– Вы можете поступать так, как считаете нужным, – ответил он. Затем добавил с некоторой нерешительностью: – Вот только в курсе ли вы относительно действующей здесь практики?
– Не из-за этой ли практики я ухожу с пустыми руками? – холодно спросил я.
Прандтль снял очки, словно маску, и под ними на его как бы внезапно обнажившемся лице обнаружился отпечаток мучительной беспомощности. Я почувствовал, что он хочет мне что-то сказать и не может, или же ему нельзя это делать.
