— Не говори больше ничего о револьвере, — сказал он, — даже шепотом, и вообще выбрось его из головы. Он у меня есть, черт подери — тридцать восьмого калибра, — и я не хочу, чтобы какой-нибудь псионический[6] монитор, о котором мне ничего не известно, уловил твои мысли, и ребята из-под земли явились, чтобы забрать у нас оружие — один из немногих символов индивидуальности, которые у нас остались.
Внезапно Дейзи, кружась, отошла от двери, сделала три полных оборота так, что ее серебряные волосы, разметавшись, приподнялись и стали похожи на коническую шляпу кули[7], сделанную из металла, а потом присела в реверансе посередине комнаты
— Я только что придумала, кто я, — объявила она, моргая ресницами — Я милый серебряный щекотун в зеленую полосочку.
На следующий день Дейзи разменяла чек «Микро» на тысячу псевдосеребряных долларов, сделанных из алюминиево-бронзового сплава. Она спрятала их в сломанной электронной кофеварке Гастерсон продал свой роман о безумии и начал новый — о сумасшедшем медике с икающим истерическим смехом, который ловко приспособил регулятор настроения, чтобы превращать душевнобольных в нимфоманок, убийц-маньяков и святых поневоле. Но на сей раз из головы у него не шел Фэй и последние, леденящие душу слова, произнесенные маленьким нервным человечком перед уходом.
Из-за этого он не мог выбросить подземный мир из памяти так же легко, как обычно. У него было чувство, что в норах существовал теперь на свободе новый тип крота и что земля у подножия их небоскреба может вздыбиться в любой момент.
Однажды к концу дня он засунул полдюжины свеженапечатанных листов себе в карман, спрятал машинку, подошел к вешалке и снял с нее свой приз — шахтерскую каску с электрической лампой.
— Иду вниз, капитан, — прокричал он в сторону кухни.
— Возвращайся ко второй полувахте, — ответила Дейзи. — И помни мой приказ заарканить пару понимающих в искусстве молодых девиц.
— Только если найду пегую с пристрастием к шотландскому виски или жемчужно-серую в фиолетовую крапинку, — сказал ей Гастерсон, прикоснувшись к каске жестом идущего на смерть гладиатора.
Не прошел Гастерсон и половины дороги через парк к эскалаторному бункеру, как сердце его начало колотиться. Он решительно включил лампу на каске.
Как он и предполагал, пришлось ожидать в напряжении десять лишних секунд, пока на поверхности по его вызову не появился роботизированный люк, который наконец впустил его, предварительно проверив удостоверение личности.
