— Сто одиннадцатый, — ответил Колупаев, — от рождества Велеса.
— Сто одиннадцатый?!! — в ужасе переспросил Муромец, после чего стал загибать могучие пальцы.
«Года считает!» — догадался Степан, внимательно разглядывая великовозрастного дитятю.
В рваной разлезшейся рубахе, весь заросший волосами… Ну прямо медведь, а не человек. Бородища ниже пояса. Усищи… страшно подумать. Басурман какой-то с большой дороги, а не богатырь.
— Тридцать три года, — сипло прошептал Муромец.
— Чего? — отозвался Колупаев.
— Я храпел на печи тридцать три года, — повторил богатырь, и глаза у него при этом были как у посаженного на кол половца.
— Так ты, значит… — догадался Степан, прикрыв рот ладонью.
Все становилось с ног на голову.
Не было никакого вероломного богатыря, нагло присвоившего себе чужую славу и сговорившегося с нечистым на руку летописцем.
Всего этого и в помине НЕ БЫЛО!
— Это что же получается… — прошептал Колупаев, быстро шевеля извилинами.
А получалось вот что. Илья все это время спал. Спал беспробудно, и пока он спокойно дрых, кто-то взял и присвоил богатырю чужие подвиги. Не спросив соизволения, совершенно самовольно.
Но зачем?
Сие пока было неведомо…
Муромец на печи, казалось, сейчас расплачется.
— Как же так? — хрипло причитал он. — Тридцать три года псу под хвост! Я ведь все как сейчас помню. Шестнадцать годков мне тогда от роду было. В ратный поход с другами собирался супротив Мамая-разбойника. С Масяней был обручен. Случился пир перед походом, я выпил и…
Богатырь с силой ударил кулаком по печи. Печь, как ни странно, выдержала.
— Летархия! — с запинкой произнес Колупаев услышанное однажды в какой-то корчме диковинное заморское словцо.
— Ась? — вздрогнул Муромец.
— Летархия, говорю, — повторил Степан. — Мне один ученый грек за кружкой вина рассказывал. Он был этот, ескулап заморский… Ну, ведун, знахарь по-нашему. Так вот, иногда происходит, что человек ни с того ни с сего в спячку впадает.
— Аки медведь зимой? — удивился Илья.
— Ну да, — знающе кивнул кузнец. — Но токмо медведь, лишь на несколько месяцев в берлоге засыпает. А человек… может до конца дней своих так проспать…
— Дык как же это?
— А вот так, — наставительно ответил Колупаев. — Видать, с тобой эта самая летархия и приключилася. По-другому и не объяснишь. Ты что на пиру том пил, помнишь?
— Помню… э… э… Черничную водку!
— Все ясно! — кивнул Степан. — Не знал ты, видать, что знахари сельские ею от бессонницы селян врачуют. М-да, роковая оплошность…
