Алексей молчал, мялся, не знал, как и сказать, но Анатолий в тон Вале крикнул:
– Да для мужа живого ведь ничего не жалко, а? Клади два мешка.
В избе разом стихло.
– Чего два мешка? – испуганно спросила Валя.
– Как чего? – ответил игриво Анатолий. – Муки.
Пряхин разглядывал крестьянок и обливался потом. Анатолий был слепой, это женщины понимали и смотрели на одного Алексея, только на него. Смотрели презрительно, осуждающе, удивленно.
– Пошли отсюдова, бабы, – сказал чей-то глухой голос.
– Спекулянты вы, а не инвалиды, – добавил другой.
Женщины враз заговорили, двинулись к двери, уже кто-то вышел, по ногам шибанули морозные клубы воздуха, и тут Анатолий крикнул:
– Стой!
Крикнул, как там, на войне, командовал, наверное, своими солдатами.
– Спекулянты? – спросил он, поднимаясь. – Какие же мы спекулянты, бабы? Разве похожи мы на спекулянтов? – Голос его сел, сломался. – Неужели вы думаете, что пришли бы мы, мужики, к вам свои штаны на муку менять, коли б нужда к стенке не приперла, а? И нужно нам за эту довоенную кожу, черт бы ее побрал, не меньше мешка муки, чтобы малые дети с голоду не передохли. – Анатолий успокоился, сел снова на лавку. – И вы нас не стыдите, самим стыдно. Деваться некуда.
Женщины стояли у выхода, повернувшись к слепому, – стояли плотной маленькой кучкой, и лица у всех были точно выточены из дерева.
«Вот после войны, – подумал неожиданно Алексей, – памятник такой вырубить надо художникам. Бабы. Смотрят на тебя и будто заплакать хотят».
Не думал он никогда в жизни ни о каких памятниках, а тут подумал – скорбно и тихо стояли бабы у двери, словно хотели что-то сказать – грубое, стыдное, да сами же и жалели.
– Не суди нас, незрячий, – проговорила Валя, выходя из кучки. – Женщины народ известный. Слово обронили нехорошее, извини… Ну а если по делу, то могу я по вашим ценам из всего этого обмундирования сменять на муку для Сереги разве что только фуражку. А ежели весь костюм, то сама мужа не дождусь, околею. Так что ищите деревню побогаче.
Дверь отворилась опять, и холод бил по ногам теперь долго – пока все женщины не ушли.
– Садитесь за стол, – приказала хозяйка. В ухвате держала она черный горшок. – Чем бог послал.
Алексей не слушал ее. Рассовывал тряпки в мешки, зло их тискал, уминая. Анатолий закуривал цигарку, и руки у него тряслись.
Торопливо поднялись и обедать отказались, как ни просила хозяйка.
На пороге Пряхин протянул ей кожаный картуз.
– Отдай Вале для ее Сергея!
