– Ну, к примеру, про стихийные бедствия, раз мы тут, как цуцики, загораем.
– Эк, хватил, – возразил Слава, – стихийных бедствий у нас быть не должно. Разве что отдельные наводнения и частные землетрясения. А так все нормально.
– Во дает! – кивнул на него Семка. – Помешанный.
– Ему иногда вожжа попадает, – усмехнулся дядя Коля. – Под хвост.
– А я был при одном бедствии, – отозвался Орелик. – На Памире. Ледник там двинулся.
Семка заколготился, подтащил к Вальке спальник, устроился поудобнее.
Орелик засмеялся.
– Ты чего это в рот глядишь? – спросил он.
– Слушаю про ледник.
– Э-э, – шутя толкнул его Валька, – так, брат, не годится. Сам выдумал, сам первый и рассказывай.
Семка сморщил нос, выпучил глаза.
– Я никаких таких случаев не видел!
– Ну, тогда поспим, – обрадовался Слава, поворачиваясь на бок.
Семка расстроился. Ему так хотелось хоть раз какой-нибудь, пока все вместе и никто не мешает, как в поселке, и никому не надо идти опять в маршрут, посидеть немного, поговорить, повеселиться в конце концов. Сколько они вместе ходят и только вечером собираются. Да и то! Поедят, свалятся от усталости и храпят. А он бродит вокруг них или сидит рядом, и поговорить не с кем. Нельзя же так, все дело да дело. А время – мимо, мимо. Потом же жалеть будут – ходили, жили рядом, а поговорить основательно все времени не хватало.
Гусев уже свистел носом, симулируя сон, дядя Коля тоже чего-то скисал, один Валька глядел на Семку выжидающе, и он стал спасать положение, стал спасать эти минуты, когда он дудел на расческе, а дядя Коля плясал и потом боролся с Гусевым.
– Я… это, – торопясь, начал Семка, – про бедствия не знаю. Смешным можно заменить?
– Дуй! – велел дядя Коля. – Вали смешное! – и растянул рот, готовый смеяться.
Семка лихорадочно и тщетно перебирал свою короткую жизнь, неинтересные, обыкновенные случаи, свидетелем которых ему приходилось быть, но ничего, кроме глуповатых анекдотов и розыгрышей, не вспомнилось. Он решил рассказать про один розыгрыш посмешнее, это было не так давно, когда Семка учился в радиошколе в другом городе и втроем с двумя приятелями снимал частную комнату.
Поначалу оба товарища очень нравились Семке, один, Ленька, привез с собой аккордеон и вечерами громко играл, наклоня голову, свесив на глаза челку и чуть наклонив ухо к инструменту, словно прислушиваясь к его работе. Второго звали Юриком, он был сероглаз, неприметен и любил поесть, но зато здорово работал на ключе, обходил остальных и в чистоте, и в скорости.
