Она вздрогнула от резкого, а главное, неожиданного звонка телефона. «Кто бы это мог так поздно?» – подумала она, снимая трубку.
– Я знал, что вы не спите, – торопливо сказал Сережин голос, и Анна Павловна только теперь с удивлением отметила его сегодняшнее поведение – тихое и немногословное.
– А если я спала? – спросила она, улыбнувшись.
– Нет, нет, – заторопился Сережа, – я понимаю, вы не можете уснуть, я брожу вот уже целый час, и холст, который вы подарили, оттягивает мне руки… Может, не надо, а? Милая Анна Павловна, как же вы будете жить без них? Это можно еще остановить, Русский музей подождет…
– Что ты, Сережа! – удивилась Анна Павловна. – Я так хлопотала, наконец добилась, ты же прекрасно знаешь… И вдруг!
– Но как же вы, Анна Павловна! – воскликнул он.
– «Дневные раны сном лечи, а завтра быть чему, то будет», – продекламировала она. – Ты помнишь Тютчева?
– Вы же смеялись сегодня над ним, – в отчаянии произнес Сережа.
– Приходи, дружок, завтра, – сказала Анна Павловна, – если сможешь, конечно, – она слышала приглушенное дыхание Сережи в трубке, – и мы проводим их вместе.
Он молчал.
– Слышишь? – спросила она.
– Слышу, – отозвался Сережа. – Но как же вы, как же вы? Я бы не смог.
– Я слишком стара, Сережа, – ответила Анна Павловна. – Я страдала уже немало. Я обязана пережить еще это. Последнее. Ты понимаешь?
– Я с вами согласен, – сказал Сережа медленно, – сам желал этого, но все так неожиданно.
Они простились, Анна Павловна отошла от телефона и села на стул возле пианино. Как это сказала она? «Потери всегда неожиданны». Вот она и назвала это потерей… Уйдут картины. Уйдут письма. Потом, возможно, уйдут остальные полотна – в другие музеи. Наконец, придет день, когда она останется одна в квартире с голыми стенами. Она будет лежать на своей кушетке, разглядывать обои с невыцветшими квадратами, прикрытыми прежде холстами, и будет страдать, как страдал Костя. Стены, голые стены… Умом она понимает справедливость сделанного, может даже сказать спасибо сама себе, но душой…
Картины были продолжением Кости, продолжением их общей жизни, а теперь она останется одна, совсем одна…
Анна Павловна облокотилась о крышку пианино, потом откинула ее. Провела пальцами по клавишам и неожиданно запела – едва слышно, чуть ли не про себя:
Я встретил вас – и все былое в отжившем сердце ожило;
Я вспомнил время золотое – и сердцу стало так тепло…
Она пела этот романс давно, в каком-то спектакле, и вдруг он вырвался из памяти – почему именно этот? Да, кстати! Она встрепенулась, взглянула на свое отражение в пианино, – ну, конечно, это тоже Тютчев. И стихи посвящены К. Б., баронессе Крюденер, в которую он был влюблен, а она вышла замуж за другого…
