Русское стаккато - британской матери | страница 30



Второе обычно делали взрослые — чужие мамы и бабушки.

— Как же ты можешь так говорить о своей мамочке? — строго внушали соседки Роджеру и поглядывали на Лизбет, сидевшую здесь же, рядом с песочницей.

А она, мать, переполненная любовью к своему отпрыску, отвечала в оправдание, что ее ребенок четко определяет пространство и предметы вокруг себя.

— У моего мальчика нет иллюзий, и он хорошо отличает прекрасное от ужасного. И что из того, что к этому ужасному он причислил меня — свою мать? Ведь самое главное — любовь! — произносила Лизбет с какой-то особой интонацией в голосе. — Самое главное — мой мальчик меня любит!

Здесь все: и мамки, и бабки, а также няньки — соглашались.

— Любовь — это главное!

Роджер пока не знал, что такое любовь, но ему нравилось, что мать его защищает.

«Радость от чувства защищенности можно считать любовью», — решил он…

— Да-да, — соглашались все, вспоминая сказку про чудовище и красавицу. Какая душа была у чудища лесного чудесная, а облик прекрасный ему подарила любовь!

Общество умилялось от таких рассуждений, а про себя каждый думал, что все прекрасное в сказках, а какая девушка полюбит этого некрасивого мальчишку, когда он вырастет?..

Сообщество и Лизбет жалело. И за то, что с нею приключилось в детстве, и за то, что сама королева в ней участие принимала, а теперь не принимает. А самое главное — Лизбет толстела на глазах, от этого ее мучное лицо наливалось дрожащим тестом и глаз правый уходил в сторону, как у креветки. Кого она теперь привлечет такая?..

Сама Лизбет изменений в себе не замечала, так как не собиралась более своим цветением привлекать мужскую особь. Ей не приходило в голову посетить какой-либо модный магазин и купить новую вещь. Она преспокойно обходилась найденными в гардеробе вещами покойной матери. Ей даже это нравилось — чувствовалась преемственность.

Для своего сына она перешила братов костюм. Ей очень хотелось, чтобы дух погибшего брата немножечко перешел и к Роджеру.

С этого момента у Роджера стали потеть ладони, и штаны дяди первыми заблестели зеркальной поверхностью.

— А кто был мой дядя? — интересовался мальчик, перелистывая книгу из дедовской библиотеки.

— Твой дядя, — рассказывала Лизбет, — был прекрасным юношей.

— Где он сейчас?

— На небесах, — отвечала мать.

Роджер подходил к окну и долго смотрел в серое небо, пытаясь отыскать что-то.

— А где мой дед?

— Вероятно, тоже на небесах. Хотя… — здесь Лизбет запнулась.

— Гм… Никого там не видно…