Архиепископ надел митру, осенил себя крестным знамением снизу вверх, завернулся в плащ и, мурлыча как кот, на четвереньках удалился из кабинета.
В глазах великого сыщика отразилось волнение – он был глубоко тронут. На лице заиграли морщины.
– Итак, – пробормотал он, – в деле замешана сестра архиепископа, графиня Уопли.
Хотя великий сыщик был хорошо знаком с жизнью высших кругов общества, он почувствовал, что на этот раз столкнулся с чем-то совершенно из ряда вон выходящим.
В дверь громко постучали.
Вошла графиня Уопли, вся в мехах.
Графиня была первой красавицей Англии. Она величественно шагнула в комнату, величественно схватила стул и уселась, повернув к сыщику свою величественную лицевую сторону.
Затем она сняла бриллиантовую тиару и положила ее возле себя на специальную подставку для тиар. Потом расстегнула жемчужное боа и повесила его на вешалку для жемчугов.
– Вы пришли, – начал великий сыщик, – по делу о принце Вюртембергском.
– Паршивый щенок! – раздраженно воскликнула графиня.
Ну и ну! Новое осложнение! Графиня вовсе не влюблена в принца, она даже обозвала молодого Бурбона щенком!
– Вас, по-видимому, интересует его судьба?
– Интересует? Еще бы! Я же сама его выкормила.
– Вы... его... что? – только и смог пробормотать великий сыщик, и его обычно бесстрастное лицо покрылось ярким румянцем.
– Я его сама выкормила, – отвечала графиня, – и теперь могла бы получить за него десять тысяч фунтов. Не удивительно, что я хочу, чтобы его скорее вернули в Париж! Но только имейте в виду, – продолжала она, – если у принца купирован хвост или испорчена отметина на животе, – тогда пусть уж лучше его совсем уберут.
У великого сыщика закружилась голова, он прислонился к стене. Хладнокровное признание прекрасной посетительницы потрясло его до мозга костей. Она – мать молодого Бурбона; она связана незаконными узами с одной из величайших в Европе фамилий; она истратила все свое состояние на какой-то роялистский заговор, хотя, инстинктом постигнув законы европейской политики, прекрасно понимает, что даже простое удаление наследственных примет принца может лишить его поддержки французского народа.
Графиня надела тиару и удалилась.
Вошел секретарь.
– Получены три совершенно непонятные телеграммы из Парижа, – сказал он и протянул первую. Она гласила: «Принца Вюртембергского длинная голова зпт отвислые губы зпт широкие уши зпт очень длинное туловище зпт короткие задние ноги».
Эти слова привели великого сыщика в явное замешательство.
