Впрочем, сейчас странники продвигались грунтовкой, чистой и почти не разъезженной. Недавно по ней проходил грейдер. Он засыпал лужи, срезал ухабы, и теперь оставалось пройтись не слишком тяжёлым катком, чтобы дорога оказалась приятнейшим местом в округе. Так они и ехали, совмещая приятное с полезным. Деревня, которая открылась их глазам, также относилась к числу приятных.
Человек, изрядно побродивший по русским деревням, умеет определять такие вещи с полувзгляда. Если обочины при въезде обкошены, если в палисадниках красуются совершенно ненужные в хозяйстве цветы, если в общественном колодце имеется, пусть пробитое гвоздиком, но вполне общественное ведро, значит, в этой деревне живут хорошие люди. Разумеется, и здесь пьют, когда постоянно, когда запоями, но чёрное слово в таком посёлке слышится реже, чем в иных местах, никто не шастает ночью по соседским огородам, а дом, уходя за водой, можно не запирать, лишь щепку воткнуть в накинутую клямку — знак, что хозяин отлучился ненадолго. Зато если перед плетнями кучится необкошенный бурьян, в канаве спит надравшийся с утра мужик, а встречные старухи не здороваются, бегите из такого населённого пункта стремглав, ничего хорошего кроме плохого вы тут не обрящете.
Почему-то неприятными сёлами бывают, как правило, бывшие центральные усадьбы колхозов. Очевидно, таково имманентное свойство власти, пусть даже самой ничтожной: отравлять всё вокруг себя.
Но эта деревня была не такой! Конечно, и здесь при въезде темнели развалины коровника и шиферных сенных сараев, словно древний трицератопс валялся павший трактор, но всё же дома гляделись прилично, сохраняя память о былой краске, а на огородах кроме обязательной картошки виднелась и свёкла, и капуста, и даже кабачки. В неприятных деревнях, как известно, сажают только картошку, да и та наполовину бывает выкопана ночными гостями.
Дорога через деревню в самой серёдке оказалась перегорожена. Большая тракторная телега была подогнана к одному из домов, да так удачно, что проехать мимо не смог бы даже мотоцикл с коляской. Телега, как и положено механизмам такого рода, хранила остатки навоза, сенажа, дров и вообще всего, что перевозилось в ней за последние полгода. Хотя сейчас всё это богатство было по возможности выметено, а железный кузов устлан свеженарезанным еловым лапником.
Юра приглушил мотор и спрыгнул на землю — узнать, долго ли его собираются задерживать. Ни трактора, ни тракториста возле саней не было.
