Пожалуй, неприязнь боцмана была единственным обстоятельством, отравляющим Блейду жизнь. Его новый взгляд на мир позволял примириться почти с чем угодно, непротивление насилию, прощение зла и боли, причиненных ему, воспринимались уже как привычные и неоспоримые нормы. Не то, чтобы он окончательно превратился в мазохиста, однако был довольно близок к этому. И лишь звероподобная физиономия Храпуна, когда тот, тряся бакенбардами и размахивая плетью, надвигался на Блейда, еще будила в его душе какой-то жалкий и полузабытый отзвук ненависти.
Однажды, когда Блейд, Пегий и Косой, перетаскав высушенные фекалии в кладовую рядом с камбузом, драили свою навозную площадку, прозвучал резкий сигнал горна.
— Ну-ка, позиркай, молодой, чего там, — Пегий подтолкнул Косого в бок.
Парень поднял голову, вглядываясь в слепящий морской простор.
— Никак киты! Бурые! И много!
— Эй, дерьмодавы! По местам! Быстро! — сзади свистнул линек в лапе Храпуна, и оба хадра бросились к низкой надстройке между фоком и гротом. Блейд, не зная, где его место по боевому расписанию, ринулся следом.
Помещение, в которое они ворвались, было оружейным складом. Там уже металась дюжина хадров, которыми командовал Крепыш. Заметив Блейда, он сунул ему в руки связку из трех гарпунов с тяжелыми бухтами канатов и крикнул:
— Эти — к корме по правому борту! Скорее, етьперееть!
Блейд потащил гарпуны на корму и свалил рядом с охотниками, выстроившимися вдоль фальшборта. Он видел, как на крыше кормовой надстройки группа четырехруких под руководством Башки, «боцмана» гарпунеров, разворачивала большой стреломет. Подбежал Пегий, швырнул свою ношу под ноги охотникам и рявкнул:
— Не зевай, — хрыло!
Когда Блейд притащил четвертую вязанку гарпунов, корабль уже очутился среди стада. Огромные бурые спины горбатились вокруг подобно окатанным прибоем скалам, могучие хвосты вздымали тучи брызг, гигантские пасти цедили потоки воды, заглатывая планктон, трепещущие струи фонтанов извергались в небеса. Животные, будто сознавая свою необоримую мощь, то скользили медленно и неторопливо, то погружались в глубину в водовороте пены, то с гулким громовым шумом выныривали на поверхность и со свистом втягивали воздух. Их глаза, удлиненные, влажные и неожиданно кроткие, отливали изумрудным сиянием, вдоль хребта тянулись три черные полосы, словно прорисованные глянцевитым лаком.
Блейд, потрясенный, застыл, глядя на эту величественную картину. Он впервые видел так близко океанских исполинов, почти уничтоженных на Земле. Конечно, киты Катраза слегка отличались от земных, и разведчик, используя новые возможности своей памяти, мог бы назвать довольно много непривычных черт, однако эти чудовищные животные были, несомненно, теплокровными и млекопитающими. Судно находилось теперь в самой середине стада, там, где кормились самки с детенышами, забавными игривыми созданиями футов тридцати длиной Некоторые из них покачивались у материнского бока — видимо, сосали молоко.
