Вайала успела выстрелить дважды, потом ее ткнули в живот тупым концом копья, и девушка медленно осела на землю. Нугу повезло больше, он вырвал из раны копье, швырнул его в грудь бленара и скрылся в кустах, опрокинув по пути несколько волосатых. Один из них так и не поднялся — палица Нуг-Уна раздробила ему череп.
Блейд отпустил проклятие и повернулся к сероглазому с твердым намерением разобраться с ним до конца. Удача, похоже, оборотилась к нему спиной, но он был еще жив, и многое могло случиться до того, как его проткнут мечом или копьем.
Он яростно атаковал горца, прижимая его к кустам. Тот, видно, опасался вступать в ближний бой, оценив силу и ловкость противника, и перешел к глухой обороне. Стремительно орудуя мечом, Блейд взвешивал свои шансы на побег. Быстротечная схватка не утомила его; он был уверен, что сумеет пробиться к реке и уйти на другой берег. Конечно, если не получит серьезной раны… Потом он вспомнил о Вайале и отбросил мысли о бегстве.
Шаг, другой, потом еще один… Гибкий клинок нырнул под щит сероглазого, достав бедро. Воин покачнулся; зрачки его, горевшие яростным запалом битвы, вдруг погасли. Сделав обманный финт, странник резким движением рассек ему глотку и тут же повернулся к набегавшим врагам.
Тяжкий удар обрушился на его щит, он кольнул мечом, услышав чей-то предсмертный вопль, и в следующую секунду толстая дубина сенара опустилась на затылок Блейду. Ослепительная молния вспыхнула перед ним; странник еще успел почувствовать болезненный укол в ногу, повыше колена, и без сознания рухнул на землю.
***
Он медленно приходил в себя. Воспоминания мелькали и гасли, словно кадры немого фильма: Нуг-Ун с окровавленным плечом, тело Вайалы, скользящее вдоль древесного ствола вниз, в траву, зрачки сероглазого, подернутые пеплом смертной муки, ощеренные пасти сенаров, блеск меча… Он попробовал пошевелить затекшими конечностями, вздрогнул от зудящих уколов и понял, что кровообращение начало восстанавливаться. Вместе с памятью к страннику возвращалась и жизнь. Он приоткрыл глаза и, стараясь не шевелить головой, огляделся.
Под ним шуршала куча прелой соломы, брошенной на земляной пол убогой бревенчатой хижины. В ней не было окон, но сквозь щели в неплотно пригнанных досках двери проникало достаточно света; видимо, уже наступил день. Если не считать соломенной подстилки, хижина была пуста, лишь у стены торчала пара грубых глиняных горшков — маленький, с водой, и большой — очевидно, выполнявший роль параши. Стиснув зубы, Блейд медленно поднялся, добрел до воды и сделал несколько жадных глотков. Затем опустил сосуд, вернулся к своей подстилке и снова рухнул на солому. Силы его были на исходе.
