Когда же он очнулся от своего оцепенения и собирался уже установить станок своего походного телескопа, он вдруг осознал, что его охватила стужа, охватила с такой силой, что почти совершенно парализовала его. Челюсти его сжимались сами собой, непреодолимая, сладкая сонливость и чувство полного оцепенения всех членов овладевали им. Легкие его с трудом вдыхали в себя кислород из резервуара. Он чувствовал, что в висках у него стучит, а голову стягивает и сжимает точно ледяными тисками. Еще минута-другая, и он непременно должен был окончательно замерзнуть…
С нетерпеливым, нервным жестом он обернулся, чтобы сказать Каддуру, что им необходимо немедленно вернуться на другое полушарие, как вдруг увидал вдали, на самой поверхности Луны, какое-то красноватое зарево, невольно приковавшее его внимание. Судя по колебаниям, этот огонь можно было принять за один из тех вращающихся маяков, которые на морских прибрежьях в Европе означают или какую-либо скрытую опасность, или же место стоянки для судов.
«Это или маяк, или вулкан!» — подумал про себя Норбер Моони и, схватив Каддура за руку, как берут маленького четырехлетнего мальчика, бросился бежать что было мочи по направлению к видневшемуся вдали зареву.
Это усиленное движение, конечно, вскоре согрело их обоих. В несколько минут они отмахали те три-четыре мили, которые отделяли их от огня.
Действительно, то был вулкан, крошечный, миниатюрный вулкан, кратер которого имел не более десяти метров в диаметре. Он казался отживающим среди мириадов других, уже потухших и заглохших кратеров. Это была, так сказать, последняя тлеющая искра, оставшаяся от громадного пожара, некогда свирепствовавшего в этой долине. Теперь этот пожар, эта буря огня, испускала, по-видимому, свой последний вздох.
Но как ни мал, как ни скромен был этот крошечный вулкан, тем не менее он представлял из себя очаг, распространявший вокруг себя довольно сильный жар, поистине неоценимый при тех условиях, в которых находились в настоящее время Норбер Моони и Каддур. Оба они тотчас же приютились с особым наслаждением на северном скате маленького кратера, точно на русской печке, и, не теряя времени, раскинули здесь свой лагерь, то есть расположились со всеми своими пожитками.
Под влиянием этого приятного и равномерного тепла члены их мало-помалу отогревались, легкие расширялись, способность двигаться и владеть членами снова возвращалась к ним.
Что же касается маленького вулкана, то он, очевидно, не подозревал, что без его ведома был обращен этими, никогда не виданными на Луне пришельцами, в простую грелку или, вернее, лежанку, продолжал, как и раньше, время от времени выбрасывать легкие облачки пепла и дыма, освещенного отблесками угасавшего очага. Иногда же в нем слышался глухой подземный гул и рокот, который постепенно переходил в глубокий вздох и вдруг оканчивался взрывом. Затем вдруг сразу воцарялась на время полнейшая тишина. В один из промежутков между одним подземным раскатом и следующим сразу за ним другим, Норбер Моони, прислушиваясь, уловил довольно ясно слышавшийся шум или, вернее, плеск, похожий на падение вод небольшого водопада.
