Всё, завтра присяга, а с ней и воинская ответственность с присвоением звания «рядовой». На присяге Фил по рыбьи широко открывал рот, из-за посаженного горла его осипшых слов почти не было слышно. Вот автомат передан следуюшему, шагом марш к столу, там Фил размашисто подписывается перед только что зачитанным текстом. И на хрена его было учить наизусть, если всем с листа читать дают? Наверное так надо для серьёзности момента. Бахнул оркестр, и новоиспеченные вояки впечатали бодрым строевым мимо трибун стадиона Академии, где сидело начальство и многочисленные родственники. Послезавтра первое сентября, первый учебный день курсанта-медика.
– Три года крематорий (Глава 5)
На следующий день всех погнали в библиотеку за книжками. Ой, маманя родная!!! Разве ЭТО возможно прочитать?! Про выучить вообще молчим. Многотомный анатомический атлас Синельникова – да ведь каждый том по размеру с Большую Советскую Энциклопедию. Учебник Анатомии Привеса – тридцать на сорок сантиметров, толщина сантиметров двенадцать, страниц этак восемьсот с гаком. Половина текста состоит из названий по-латыни, которые надо знать. Учебник Анатомии Тонкова – формат такой же, страниц много больше, текст более мелкий. А ещё всякие там Истории Партиии, учебники латинского языка и бесчисленные мелкие кафедральные книжки по физикам-химиям. А ещё Ленин, Владимир Ильич. Чёрт возьми, ну это уж точно читать не будем – парень 53 тома умудрился накатать. Хоршо, что помер рано, дожил бы до седин ныне здравствующего Ильича, то наверное было бы все сто пятьдесят три. Кстати о нынешнем Ильиче не забыли – работы Леонида Ильича Брежнева и материалы последнего партийного съезда тоже в списке обязательных учебных пособий.
Книжки рассовали, выспались, и началась первая лекционная неделя. Халява. Это не уроки, сиди себе и слушай по три лекции в день. Феликс времени не терял, он учился эти лекции конспектировать, то есть как можно более быстро и подробно записывать. Школьный почерк для такого дела подходил плохо, на глазах почерк стал меняться, приближаясь по виду к помехам в телевизоре, и вскоре стал читабелен только для него самого. То есть началось формирование настоящего медицинского почерка. После шестичасовой неприрывной писанины рука болела, как у первоклашки. На последем часу, когда рука уже окончательно не могла писать, Фил решил чуть подшутить над сержантом Мамаем-Хайруловым, расквитаться за случай с демонстративным отдиранием погон. Как и все сержанты, Мамай поступал из армии, где по своему званию и выслуге числился старослужащим, и согласно своему «дедовскому» статусу он из своей пилотки всегда что-то модное делал. Фил стащил у него пилотку и не торопясь (полчаса лекции впереди), обстоятельно, мелким, почти фабричным стежком зашил её своей подписанной зелёной ниткой. Конец лекции. Встать, смирно и все дела, до свидания, товарищи курсанты. Мамай берёт пилотку, пытается её раскрыть, чтобы надеть на голову – зашито. Переворачивает, пытается открыть – зашито! На лице недоумение. Опять переворачивает – зашито. Брови на лице лезут аж к границе роста волос, благо недалеко, а в глазах: «Замуровали, демоны!» Ещё раз лихорадочно крутит и уже вслух: «ЗАШИТО, бля!!!» В общем, по разным свидетельствам очевидцев сержант перевернул пилотку от четырёх до шести раз, пока догадался. Причем Филу лично вспоминается скорее шесть, чем четыре.
