— Позови господина Игдира! Скажи, что пришел… пришли из дворца.
Дверь беззвучно распахнулась.
— Ваша милость? — донесся из ароматного полусумрака пришептывающий голос с акцентом коренного уроженца Заморы. — Что же вы стоите? Входите! Госпожа, вы тоже!
И мы вошли.
Глава третья
Записки Долианы, баронессы Эрде II.
«Железная шкатулка»
Бельверус, Немедия.
18 день Первой весенней луны.
Общественное мнение, как мне не раз говорили и как я недавно выяснила на собственном опыте — жутковатая вещь. Оно может вас погубить и может вознести на вершину жизненного успеха. Главное, чтобы при каких-либо необычных обстоятельствах на вас обратили внимание и запомнили.
Что самое досадное, мне самой даже не пришлось почти ничего делать. Я с чистой совестью воспользовалась готовым — создавшейся за двадцать лет жутковатой репутацией семьи Эрде. И теперь в крохотной свите принца Ольтена Эльсдорфа мне отведена почетная роль создательницы планов на будущее и придворной предсказательницы.
— Дана, ты среди нас самая умная! — непререкаемо отверг Ольтен мои робкие возражения. — В конце концов, ты дочь Мораддина Эрде, знавшего о Немедии и ее жителях все! Мы будем добывать для тебя сведения, а ты решишь, как быть дальше!
«Знала бы, что жизнь обернется такой стороной, читала бы больше книг про лазутчиков и историю политики, а не об изящных искусствах и правилах куртуазии, — мрачно подумала я. — Теперь ничего не поделаешь. Как выражаются простолюдины, попала собака в колесо — пищи, да беги. Как бы потактичнее объяснить месьору Ольтену, что он возлагает на меня слишком большие надежды? Я — не мой отец и не в силах вернуть ему трон…»
Первые новости о переменах в столице Немедии мы получили вечером семнадцатого дня Первой весенней луны вместе с роскошным обедом за счет торгового дома «Игдир, Мошшель и Компаньоны». Выслушав, мы с его милостью Ольтеном дружно положили серебряные вилочки и скорбно уставились друг на друга, как две трепещущие серны, пораженные безжалостными стрелами охотников в самое сердце.
Почтеннейший господин Игдир Таубате, замориец до мозга костей, сплетник и давний знакомый принца, растерянно переводил взгляд то на его светлость, то на меня. Настал тот редчайший случай, когда месьор Игдир не нашел подходящих слов или счел, что любое выражения сочувствия прозвучит фальшиво.
Ольтен потянулся за бокалом, едва не выронил его, и с траурным видом провозгласил:
— Вечная память Эльсдорфам Немедийским!
