— Что? — Я от изумления едва не поперхнулся. — Анатоль, ты в своем уме? Забыл Луи Аркура?
— Не забыл, мсье, — чопорно отозвался Анатоль, всем видом напоминающий надувшегося индюка. — Господин Полиньи будет недоволен…
— Да плевал я на его недовольство! — рявкнул я, сообразив, в чем дело. Одеты мы с Коленькой, мягко скажем, непрезентабельно. Два гопника. — Держи!
Ладонь Анатоля была облагодетельствована стодолларовой купюрой канадского государственного банка. Гильгоф, конечно, не одобрит, но гулять — так гулять!
— Простите, мсье, не могу. — Швейцар вернул бумажку. Да что с ним такое, неужто заболел? — Здесь господа офицеры, депутаты муниципалитета…
Понятно. Вот они, все прелести военного положения. Спасителей-освободителей мы привечаем со всем уважением, а постоянные клиенты могут катиться в дешевую пивнуху!
— В чем дело? — услышал я за спиной до крайности знакомый голос. Обернулся.
— Курт! Черт возьми, ты очень вовремя! Этот сквалыга нас не пускает!
Понятия не имею, как герр лейтенант умудряется в нужный момент изобразить царственно-небрежную холодную презрительность. Видимо, у тевтонов это в крови, заложено на генетическом уровне. Курт смерил швейцара ледяным взглядом и процедил на ломаном французском:
— Эти господа со мной…
Анатоль распахнул двери без единого слова. Отлично, заодно деньги сэкономили.
— У меня увольнение до завтрашнего утра, — докладывал Курт, пока мы поднимались по широкой лестнице. Наверху, в зале, гремел оркестр — вальсы Штрауса. — Решил как следует отдохнуть. Зашел к тебе домой, Луи, но не застал. Рад, что встретились.
— А как мы рады, ты бы знал, — фыркнул я. — О моем утреннем поручении не забыл?
— Отдал соответствующие распоряжения, — абсолютно серьезно сказал Курт. — В нашем взводе завели журнал для записей обо всем необычном, привлек к делу человек тридцать.
— С ума сойти… — Я лишь вздохнул. — Вот она, германская педантичность и организованность! Во всей красе. Можно только позавидовать.
— Было бы чему завидовать, — отозвался Крылов. — Ходить строем —дело нехитрое! Кстати, здесь очень мило…..
“Золотая Арфа” славилась своим ретростилем. Никаких проекторов, цветных ламп, пластика или современной угловатой мебели. Живой оркестр, мягкие кресла а’la ренессанс, непременные подсвечники, позолота. Эдакий кусочек XIX века, затерявшийся в грохочущих данях космической эры. У Полиньи есть вкус, этого не отнимешь.
Народу в главном зале много, около сотни. Германские и канадские офицеры, несколько русских военных. Статские костюмы на их фоне теряются. Несколько зеленых игровых столов, крупье в бордовых пиджаках. Шампанское, легкомысленные девицы в невесомых нарядах, взмыленные официанты. Это зал для элиты. Если хочешь как следует отдохнуть, надо пройти в смежные комнаты, где стоят три—четыре столика и музыка приглушена. Там уютно и нет суматохи.
