Как утверждал император Наполеон, “гениальностью” является возможность долговременно сосредоточиться на одной цели, не испытывая при этом утомления. Веня, без сомнений, гениален — только он один способен с достойными лучшего применения находчивостью и упорством изобретать проблемы вселенской важности, из которых затем приходится долго и нудно выпутываться. Не стану клеветать, доктор никогда не уклоняется от участия в общем веселье, начинающемся вслед за очередным эпохальным открытием, однако его бурная деятельность причиняет массу неудобств другим людям. В том числе и мне.
Давайте согласимся, что мои профессиональные и служебные обязанности не предусматривают непременного участия в маргинальных экспромтах Гильгофа — мы люди простые, нам бы побегать да пострелять на свежем воздухе… Говоря серьезно, я предпочитаю не ломать голову над неразрешимыми загадками природы. Во-первых, мне это просто не нужно, каждый должен заниматься своим делом. Будет смешно, если я начну давать Вене советы в вопросах ксенобиологии, а доктор решит учить меня основам тактики боя в городе. Во-вторых, я просто опасаюсь лезть в чужую вотчину — Гильгоф может сколько угодно повторять, что на каждый трудный вопрос нужен свежий взгляд со стороны, ссылаться на несколько поданных мною легкомысленных идей, почему-то оказавшихся верными, но я все равно пребываю в некотором замешательстве.
Отказывать Вене неудобно, а помочь всерьез я не могу, да и не стремлюсь к этому — есть у меня серьезное подозрение, что доктор взялся за чересчур опасную игру с неизвестностью. Настолько опасную, что наши давние приключения на Сцилле и Геоне покажутся мирной поездкой школьников в парк развлечений…
Тем вечером несимпатичный Рене привел нас к казавшемуся вполне обычным дому в проулке между улицами Торонто и короля Луи-Филиппа. Здание не было заброшенным — в окнах первого этажа горели фонари, дверная ручка начищена, в деревянных ящиках-клумбах распускались ночные фосфоресцирующие цветы.
Постучались. Дверь открыл угрюмый молодой человек, который, ни сказав ни слова, ушел в глубину дома и больше не показывался. Мы прошли по коридору, освещенному бледным светом газовых ламп, спустились по короткой лесенке и оказались в небольшом внутреннем дворе, от силы пяти метров в поперечнике. Дворик был необычно пуст — я уже привык к тому, что в Квебеке любая свободная площадь обязательно используется в качестве палисадника. Однако у входа обнаружился только сломанный велосипед возле дальней стены и четыре синих пластиковых коробки, в которых обычно транспортируют фрукты.
