Попросив м-ра Драммонда отпустить меня, он отправился со мной кататься по реке и в это утро рассказал об одном невероятном происшествии. Впрочем, я не думаю, что он, по примеру других путешественников, приукрасил истину.
— Я был капитанским помощником на гренландском китобойном судне; за три месяца мы заполучили двенадцать туш. Видя, что дело идет хорошо, мы воткнули наши якоря в очень большой айсберг и поплыли вместе с ним. Как-то утром мы только что освежевали «рыбу», как вдруг увидели, что полярная медведица с медвежонком плывут к ледяной горе и уже в полмиле от нас. Мы в это время собирались отправиться за лисицами, которые сбежались целыми сотнями, чтобы напасть на тело убитого кита Было тихо. Скоро мы встретились с медведицей, которая сперва пустилась наутек, но медвежонок не мог взобраться на лед так же ловко, как она, поэтому мать вернулась обратно. Мы убили медвежонка. Я никогда не забуду, как она завыла над ним, когда детеныш, обливаясь кровью, упал на лед. Мы пускали в нее одну пулю за другой; наконец, она заревела и с блестящими глазами кинулась на нас. Мы встретили ее нашими копьями, но сильный зверь оттолкнул нас — двое упали. К счастью, остальные устояли на ногах; медведица уже была при последнем издыхании: три пули попали ей в грудь и доконали ее. Пока мы возились над ее телом, поднялся сильный северный ветер, повалил снег. Все хотели немедленно вернуться на судно, но я думал, что метель скоро прекратится, и, не желая терять чудной шкуры, решил остаться и содрать ее. Я знал, что в противном случае в течение нескольких часов лисицы, не добежав до трупа кита, съедят и медвежонка, и медведицу. Хорошо; остальные товарищи ушли. Снежная буря бушевала с такой силой, что они сбились с пути и не добрались бы до места, если бы судовой колокол не указал им дорогу. Я вскоре понял, что поступил безумно: снег падал все сильнее, и раньше чем я снял четверть шкуры, я весь охолодел, онемел и не мог двинуться с места; мне оставалось только замерзнуть. Но вот я понял, в чем заключалось мое единственное спасение. Я отделил от шкуры живот медведицы, разрезал тушу, вывалил все внутренности и, наконец, залез в тело зверя. Мне было тепло, потому что животный жир еще не истощился. Пролежал я так с полчаса, Джейкоб, как вдруг по толчкам и вздрагиваниям моей новой хижины понял, что лисицы работают, и не ошибся. Вероятно, сбежались целые сотни хищников, потому что туша двигалась во все стороны; острые морды заглядывали в отверстие, в которое я пролез. Я умудрился обнажить нож и бороздил им носы лис, едва они показывались; в противном случае звери растерзали бы и меня. Лисиц было такое количество, что прожорливые создания скоро прогрызли толстую шкуру медведицы и принялись за ее мясо. Наконец наступило утро, дневной свет проник сквозь верхнюю часть туши; меня защищали только ребра животного, но и между ними то и дело просовывались лисьи морды и хватали мою одежду из тюленьей кожи. Я уже хотел закричать, чтобы отпугнуть их, но в эту минуту услышал залп из шести ружей; несколько пуль ударилось о скелет медведицы, но, к счастью, ни одна не попала в меня. Я закричал изо всех сил; товарищи перестали стрелять. Они целились в лисиц, никак не думая, что я в медведице. Я вылез. Буря утихла, меня нашли. Вот и вся история, Джейкоб.
