— Я ничего не могу сделать с этим мальчиком, сэр, — сказал раскрасневшийся, как огонь, учитель. — Он отрицает первую букву азбуки и настаивает, что «А» совсем не буква, а половина мешка.
— Неужели ты в своем невежестве хочешь учить других, когда сам пришел учиться, Джейкоб Фейтфул?
— Отец всегда говорил мне, что такой каракулей обозначают половину мешка.
— Может быть, твой отец употреблял эту букву для обозначения меры, о которой ты говоришь, как в математике я ставлю различные буквы для определения величин известных и неизвестных, но ты должен забыть все, чему учил тебя твой отец, и начать de nuovo note 4. Ты понял?
— Нет, не понял.
— Тогда, маленький Джейкоб, знай, что «А» изображает букву А, и что бы ни сказал тебе мистер Кнепс — верь. Вернись на свое место, Джейкоб, и повинуйся.
Наполнение карманов — такое же преступление, как и опустошение их, и влечет наказание. Ранние впечатления отдаляются
Я не расстался с м-ром Кнепсом, пока не просмотрел всей азбуки, потом вернулся на мое место и стал раздумывать о странной сложности форм, составляющих ее. Мне было жарко, и меня стесняли мои башмаки, всегда служившие для меня предметом отвращения, с тех пор как я впервые надел их. Я снял сначала один, потом другой и на время позабыл о них. Между тем мои соседи-ученики толкали их ногами от одного к другому, и таким образом они очутились подле кафедры учителя.
Наконец я стал отыскивать их повсюду и скоро увидел как один из средних мальчиков, сидевших подле Домине поднял мой башмак и тихонько опустил его в карман сюртука наставника, душа и внимание которого отсутствовали. Через несколько времени тот же ученик подошел к м-ру Кнепсу, задал ему какой-то вопрос и, слушая ответ, положил мой второй башмак в его карман, потом вернулся па место. Я ничего не сказал. Наступило время окончания ученья. Домине посмотрел на часы, высморкался, сложил большой носовой платок и торжественно произнес. «Пора порезвиться!» Он ежедневно повторял эту фразу, а потому все понимали ее значение. Воспитанники повскакивали со скамеек, подняли крик, шум. Домине спустился с кафедры, Кнепс тоже, и оба с разных сторон подошли ко мне.
— Джейкоб Фейтфул, почему ты все еще склоняешься над книгой? Разве ты не понял, что пришло время отдыха? Почему не встаешь ты подобно другим? — спросил Домине.
— Да у меня нет башмаков.
— Где же твои башмаки, Джейкоб?
— Один в вашем кармане, другой, — ответил я, — вот у него.
