– Двадцать тысяч футов, – повторил пораженный полковник, не в силах представить себе такую высоту.
Врач увлекся разговором. Он поднял журнал на вытянутых руках, добился его полной неподвижности.
Но внимание полковника было приковано к инспектору. Он глядел, как тот пьет пенящийся лимонад, держа стакан левой рукой. В правой у него висел почтовый мешок.
– Кроме того, в море стоят на якоре корабли, которые поддерживают постоянную связь с ночными самолетами, – продолжал говорить врач. – При таких предосторожностях самолет куда безопаснее катера.
Полковник взглянул на врача.
– Ну конечно, – сказал он. – Наверно, лететь на самолете – все равно что сидеть на ковре.
Инспектор направился прямо к ним. Полковника вдруг охватило такое непреодолимое желание прочитать имя на конверте, запечатанном сургучом, что он даже отпрянул назад. Инспектор развязал мешок. Дал врачу газеты. Потом вскрыл пакет с частной корреспонденцией, проверил количество отправлений по накладной и стал читать имена адресатов на конвертах. Врач развернул газеты.
– По-прежнему Суэцкий вопрос, – сказал он, пробегая заголовки. – Запад теряет свои позиции.
Полковнику было не до заголовков. Он старался справиться с болью в желудке.
– С тех пор как ввели цензуру, газеты пишут только о Европе, – сказал он. – Хорошо бы европейцы приехали сюда, а мы бы отправились в Европу. Тогда каждый узнал бы, что происходит в его собственной стране.
– Для европейцев Южная Америка – это мужчина с усами, гитарой и револьвером, – со смехом сказал врач, не отрываясь от газеты. – Они нас не понимают.
Инспектор вручил ему корреспонденцию. Остальное положил в мешок и снова завязал его. Врач хотел было взяться за письма, но прежде взглянул на полковника. Потом на инспектора.
– Для полковника ничего?
Полковника охватила мучительная тревога. Инспектор закинул мешок за плечо, спустился с крыльца и сказал, не поворачивая головы:
– Полковнику никто не пишет.
Вопреки своей привычке полковник не пошел сразу домой. Он пил в портняжной мастерской кофе, пока товарищи Агустина просматривали газеты. И чувствовал себя обманутым. Он предпочел бы остаться здесь до следующей пятницы, лишь бы не являться к жене с пустыми руками. Но вот мастерскую закрыли, и откладывать неизбежное стало больше невозможно.
Жена ожидала его.
– Ничего? – спросила она.
– Ничего, – ответил он.
В следующую пятницу он, как всегда, встречал катер. И как всегда, возвратился домой без письма.
