— Я должен сначала спросить у господина. И если господин разрешать, я открывать дверь.
Он ушел. Десять битых минут я, как на углях, простоял под дверью. И вот чернокожий вернулся с ответом:
— Нельзя впускать, господин не разрешает. Сегодня двери на замке и никто не входить. Вам лучшей уйти подобру, потому что, если вы прыгать через ограду, мой господин стрелять в вас из револьвера, чтобы охранять свою собственность.
Обескураженный таким приемом, я не нашел, что ответить. Попытка ворваться в дом могла кончиться для меня плачевно: когда дело касается собственности, с американцами шутки плохи. Мне оставалось только обратиться в полицию.
Когда я, весь кипя от негодования, шагал через площадь, ко мне подбежал мальчишка с листом бумаги в руке.
— Сэр! — обратился он ко мне. — Подождите. Вы дадите мне десять центов за эту записку?
— От кого она?
— От джентльмена, который вышел вон из того дома, — ответил он, указывая не на виллу, которую я безуспешно пытался взять с наскоку, а в противоположном направлении. — Джентльмен написал записку и велел передать ее вам. Но вы сначала дайте мне десять центов.
Я вручил требуемую монету и получил записку. Мальчишка сразу же убежал, а я на странице, вырванной из записной книжки, прочитал следующее:
«Уважаемый, не знаю, правда, кем, мистер!
Неужели вы из-за меня поперлись из Нью-Йорка в Новый Орлеан? Неужели вы решили преследовать меня? Вам вздумалось потягаться со мной в ловкости? И не надейтесь, вы меня никогда не поймаете. Тот, кто начисто лишен серого вещества, не должен браться за подобные дела. Возвращайтесь в Нью-Йорк и передайте от меня привет мистеру Олерту. Уж я постараюсь, чтобы он помнил обо мне. Полагаю, и вы будете время от времени вспоминать нашу сегодняшнюю встречу, которая, однако, чести вам не прибавила ни на грош.
Не уважающий вас Гибсон».
Нетрудно представить чувства, обуревавшие меня во время чтения такого послания. Я смял письмо, сунул его в карман и пошел восвояси с бесстрастным видом. Вполне возможно, Гибсон следил за мной из укрытия, и мне не хотелось доставлять ему удовольствие видеть меня в крайнем замешательстве.
Тем не менее я внимательно осмотрел площадь. Гибсона не было видно. Негр, торчавший у парикмахерской, тоже куда-то исчез, равно как и сорванец, вручивший мне записку. Наверное, ему приказали убраться поскорее.
Пока я разговаривал с чернокожим слугой и пытался проникнуть в виллу, Гибсон успел сочинить письмо из нескольких фраз. Негр обвел меня вокруг пальца, а Гибсон к тому же выставил на посмешище, потому что у мальчишки было такое выражение лица, словно он знал, что меня водят за нос.
