— Прерия живет по своим законам, — возразил им я. — Если бы они подняли против нас оружие, тогда мы могли бы с чистой совестью пристрелить их на месте. Но поскольку их намерения так и остались намерениями, то мы не имеем права убивать. По крайней мере, сейчас. Сначала надо их судить.
— Ах, судить! — обрадовался негр, предвкушая представление. — А потом Боб повесит тех пятерых разбойников!
— К чему такая спешка, — охладил я его пыл. — Темно, хоть глаз выколи, хворосту для костра нам не набрать — придется ждать рассвета. Нас семь человек, значит, пятеро могут спокойно спать, а двое будут караулить разбойников. Не волнуйтесь, до восхода солнца эти птички не упорхнут.
Хотя торговцы и заупрямились, настаивая на немедленном суде и линчевании, но в конце концов уступили моим доводам. С одним из них я стал на часах, а остальные снова улеглись спать. Через два часа нас сменил Сан-Иэр, готовый караулить негодяев в одиночку. Благо ночь уже близилась к концу, и одной пары опытных глаз было вполне достаточно, чтобы не упустить их.
Схваченные нами разбойники молчали и даже не пытались перекинуться парой слов, чтобы заранее сговориться, что отвечать на суде. Утром, когда мы проснулись, Вильямс и его напарник уже пришли в себя и тоже упрямо молчали. После завтрака мы задали коням корму, а затем приступили к суду.
— Чарли, ты будешь шерифом, — сказал мне Сэм, даже не спрашивая согласия остальных. — Ты их раскусил, ты их схватил, тебе и вести дело.
— Нет уж, Сэм. Дело будешь вести ты, — возразил я.
— Сэм Гаверфилд — шериф? Что это тебе вздумалось смеяться над стариком? Я человек простой, неученый а ты книги пишешь, тебе сам Бог велел быть шерифом.
— Сэм, как-то так получилось, что я еще не стал гражданином Соединенных Штатов, к тому же ты намного дольше меня живешь в прерии. Но если ты наотрез отказываешься, шерифом станет Боб.
— Что? Боб шерифом? — вознегодовал старик. Я уже давно заметил, что большинство белых вестменов, несмотря на всю свою честность, отвагу и готовность прийти на помощь ближнему, отказывали в правах людям с иным цветом кожи. — Тогда согласен — шерифом буду я, и только я!
Он уселся на песок, постарался придать своему лицу серьезное и торжественное выражение, что, честно говоря, получилось у него из рук вон плохо. Своим поведением он словно пытался убедить всех, что любой вынесенный им приговор будет верхом справедливости, несмотря на то, что суд совершается в безлюдной пустыне.
