Зэковский мир – слепок с советского в чучелизированном отражении. Некоторые псевдознатоки уголовщины типа ученого-этнографа, расписавшегося под псевдонимом питерца Льва Самойлова, связывают обряд «прописки» в камере с обычаями первобытных племен – папуасов, жителей Амазонки и Огненной Земли. Ха, ха, ха!!! Наша прописка – точная копия «вольной» прописки – московской или благовещенской. Менты бросают в камеру кадра. Надо узнать, кто он и указать ему стойло. Расспрашиваем его, проверяем по своим каналам, тюремным телефонам, ксивам, делаем запросы на волю. Для нас не безразлично, кто он. Может, подсадная утка, может, пидор. В отличие от воли в прописке мы не можем отказать, ведь камера, как и советская граница, на надежном запоре. Но указать можем. Пидору положено сидеть у параши и входной двери под камерной балдохой (лампочкой), черту – с лидерами, мужикам – под паханом и блатными. На воле менты ставят на бланках прибытия и убытия печать, берут заявления от родственников и домовладельцев. Дошли до того, что освободившемуся необходимо взять разрешение на жительство в своей, им заработанной горбом квартире у родителей, жены, взрослых детей!!! В твою отсидку (командировку), жена, ставшая вдруг вольной, с жилплощадью, обзавелась хахалем, а дети женились или замуж повыходили. Что делать? Без их согласия тебя никто не пропишет. Такие правила люди придумать не могли – это козни дьявола. Мы тоже ставим печать – выкалываем татуировки – шифры, только нам известные, выжигаем немецкие знаки – кресты, ордена, «ломаем целки», помоим, но: прописываем.
Наш мир страшен – он не имеет под собой опоры, в нем негде прислониться, пригорюниться, даже пожаловаться. Спим мы закрывшись одеялом с головой, съежившись, поджавшись в утробной позе, стремясь забыться и уйти в грезы. Зэк не знает, что с ним будет через час, день, неделю. Заснешь, а тебя примочат, обоссут, опомоят; выйдешь на работу – подскользнешься под конвейер. Сейчас твой кореш – друг закадычный, через мгновенье – враг кровный. Мы, чучеки, обидчивые донельзя, мстительные до крови, мы, как инвалиды, вышвырнутые отовсюду, отрезанные, обломанные. Выйдя на так называемую волю, мы нуждаемся в длительной реадаптации ко всему, повторяю, ко всему, мы – чучеки, нас надо наполнять человеческим. Реадаптация к женщине – многие из нас знают ее только по сеансам и пидорному подобию; к родителям, которых мы забыли с тех пор, как не живем интересами семьи; к пище – которой не выдерживают наши баландные желудки, начинаются схватки, запоры, поносы, к тому же у нас нет зубов и мы не жуем, а глотаем проваренное в котлах; к деньгам – мы не знаем, что это такое, как их расходовать; по улицам мы ходим озираясь, как бы кто-нибудь не примочил, как бы камень не упал на голову. Мы наше «чучекское» до конца дней носим с собой и с ним уходим в мир иной.
