Эбби выразительно округлила глаза.
— Бог с тобой! У него на носу бородавка размером с пуговицу, да еще трех зубов не хватает. И цвет лица зеленый, как молодая травка, — безапелляционно заявила она, твердо зная, что ничем не рискует. — А теперь перестань вертеть головой и сядь как следует. В который уже раз я повторяю тебе, Эдвардина, — незачем поощрять ухаживания подобных молодых джентльменов. Ты ведь приехала в Лондон, чтобы сделать блестящую партию, а все эти юноши, может быть, и милы, но бедны как церковные мыши. И поскольку по дороге домой нам нечем заняться — прости, дорогая, но если ты и заметишь что-то, так только после того, как я тебе покажу, — то позволь, я воспользуюсь случаем, чтобы объяснить тебе разницу между девушкой, за которой ухаживают, и той, которую хотят соблазнить. У меня сложилось впечатление, что ты до сих пор еще этого не понимаешь.
Бесполезное дело, с грустью подумала Эбби. С таким же успехом можно биться лбом об стену — в этом она уже успела убедиться. Но уж лучше читать бедняжке нотацию относительно правил хорошего тона, чем притворяться, что не замечаешь пристального взгляда высокого светловолосого джентльмена, направленного на ее племянницу. И взгляд этот можно было с полным основанием назвать не иначе как оценивающим.
Тем более что этот джентльмен — обладающий весьма импозантной внешностью и вдобавок той горделивой осанкой, которая присуща исключительно представителям высшего общества, — казался воплощением всего того, что имела в виду Эбби, говоря о «блестящей партии», сделать которую мечтает любая разумная девушка.
Впрочем, как не трудно догадаться, она вовсе не глупышку Эдвардину имела в виду…
Аппетитная рыжеволосая толстушка с хрустом потянулась и села, придерживая розовое атласное одеяло. С невозмутимым видом она смотрела, как Кипп обходит спальню, собирая разбросанную повсюду одежду, которую сама же сорвала с него накануне вечером.
Какое же он все-таки великолепное животное, дрожа от восхищения, подумала она. Смуглая кожа отливала бронзой, тугие бугры литых мышц перекатывались под ней, делая его похожим на дикого зверя.
Она снова вздохнула — на этот раз с искренним сожалением.
— Неужели тебе и впрямь пора, милый? До рассвета-то ведь еще далеко!
Кипп, который как раз в это время повязывал перед зеркалом галстук, вскинул подбородок и прищурился, разглядывая свое отражение.
На мгновение оторвавшись от него, он украдкой бросил взгляд на Роксану. От его внимания не укрылось ни выражение ее лица, ни жадный огонек в глазах. И инстинкт, никогда не подводивший его, подсказал, что пора уносить ноги. Несмотря на все клятвы, милая Роксана не упустит случая прибрать его к рукам.
