— И опоздала всего на двадцать минут, — заметил Сомертон, улыбаясь сестре. — Мои поздравления, Шелби. Позволь представить тебе мистера Делении. Сегодня вечером он будет с нами вместо мистера Салливана.
Шелби вообще-то было все равно. Она мельком взглянула на Куинна, а затем вновь занялась соскальзывающей накидкой, отметив про себя лишь то, что он высокий, темноволосый и стоит у нее на пути.
— Вытянули короткую соломинку, да? Как же вам не повезло, мистер… э… мистер Клэнси, — холодно проговорила она своим бархатистым голосом, затем нагнула голову и нырнула в лимузин, на мгновение открыв взору Куинна потрясающий вид своей окутанной шелком спины.
— Делейни, — поправил он, прежде чем Сомертон Тейт последовал за сестрой, после чего закрыл дверцу за этой разношерстной компанией. Что эта дамочка Тейт о себе воображает? Он нравится людям, черт побери. Они смотрят ему в лицо, разговаривая с ним. Помнят его имя. — Кто бы это ни сказал, он был прав, Джим, — проворчал Куинн, садясь впереди, рядом с шофером. Стеклянная перегородка между работодателем и наемным работником была поднята. — Богатые чертовски разные.
Шелби стояла на балконе, глядя в ночной сад. Они с Паркером находились здесь под романтической полной луной уже больше десяти минут, но Паркер говорил лишь о рынке ценных бумаг и о том, что, по слухам, Мэрили Трогмортон сделали вторую пластическую операцию носа.
Когда Паркер наконец прервал свой монолог, Шелби сказала, надеясь изменить тему:
— Какая здесь скучная, застывшая красота, правда, Паркер? Все такое аккуратное, упорядоченное. Вот бы тут оказалась пара одуванчиков, а?
— Едва ли, дорогая.
Паркер Уэстбрук Третий оперся бедром о кованую железную решетку и сложил руки на груди. Глаза у высокого, худощавого, но с натренированными мускулами жениха Шелби были карими, а волосы, еще светлее, чем у невесты. В своем сшитом на заказ смокинге он мог бы позировать для рекламы спиртных напитков, где иа заднем плане непременно скрывается фаллический символ. Стройный, интересный, едва уловимо сексуальный. Шелби привыкла к тому, что он производит на нее впечатление. В последнее время она, правда, не была так уверена в этом и не возражала бы, если бы Паркер сам вырастил одуванчик-другой, чтобы казаться более человечным.
— По-твоему, нам следует стоять здесь, дорогая? — спросил он, едва скрывая скуку. — Твои бриллианты сияют, как маяки. Застрахованы эти камни или нет, но они на твоей шее, и мне как-то не по себе от того, что сейчас я отвечаю и за то, и за другое.
