— Что вам угодно? — сурово вопросила она.
— Не хотелось бы беспокоить вас, — солгала я, — но я понадеялась, что вы можете мне помочь. Я представляю компанию, которая продала вашим соседям оранжерею…
Не успела я закончить фразу, как женщина меня прервала:
— Нам не нужна оранжерея. И мы уже поставили двойные стекла и сигнализацию. — Дверь начала закрываться.
— Я ничего не продаю! — завопила я, оскорбленная ее предположением. Отличное начало дня. Приняли за агента-остеклителя. — Я только хочу найти людей, которые жили рядом с вами.
Женщина оставила дверь чуть приоткрытой.
— Вы точно ничего не продаете?
— Чтоб мне провалиться на этом месте! Я просто хотела кое-что выяснить с вашей помощью, и все. — Я прибегла к успокаивающему тону, какой обычно срабатывает со сторожевыми собаками.
Дверь медленно отворилась. Я сделала вид, будто сосредоточенно изучаю документы, вынутые из сумки.
— Здесь указано, что оранжерея была пристроена в марте.
— Это верно, — не дала мне договорить женщина. — Она появилась за неделю до Пасхи, а еще через неделю исчезла. Просто сквозь землю провалилась за ночь. — Наконец-то свершилось! Мне повезло с первой же попытки.
— За ночь?
— Это было действительно странно. Сегодня оранжерея на месте, а завтра— ее нет. Наверное, они снесли ее ночью. Но мы ничего не видели и не слышали. Мы просто решили, что из-за нее возникли какие-то споры. Знаете, может, хозяйке не понравилось или она не заплатила. Но если вы представитель фирмы, то должны обо всем знать, — добавила она с ноткой запоздалой подозрительности.
— Сами понимаете, нам запрещено обсуждать такие вещи. Я должна только найти жильцов. У меня написано, что их фамилия Робинсон.
Женщина прислонилась к дверному косяку, приготовившись всласть посплетничать. Ей-то хорошо, а я оказалась между дверью и холодным северным ветром. Испытывая к ней тихую ненависть, я подняла воротник жакета.
— Она была не очень-то общительной. С такими нелегко поддерживать отношения. Несколько раз я приглашала ее выпить кофе или чего покрепче, но она так и не пришла. И так было не только со мной. Все мы здесь, в Гроув, очень гостеприимны, но она держалась особняком.
Меня несколько озадачило, что она говорила только о женщине. В документе значилось два имени— Морин и Уильям Робинсоны.
— А ее муж? — спросила я. Женщина подняла брови.
— Муж? Я бы скорее сказала, что он чей-то еще муж, а не ее.
Я мысленно вздохнула.
— Сколько времени вы были знакомы с миссис Робинсон?
