Но радость нашей ночной и молчаливой (без единого слова!) любви была недолгой — разве что полчаса.
Зазвонил телефон. Нелепый такой дребезжащий ручеек звука. Вика взяла трубку. Лежа...
— Ага-а! — протянула она легким (и лишь чуть неправдивым) голосом. — Уже едешь. Ага!.. Уже свернул с шоссе? Отли-ично!
Мы лежали бок о бок. Она шевельнулась... Нагая, прохладная, только-только остывшая после близости. «Борис», — шепнула мне.
Я кивнул. Я и сам сообразил.
— Ага-а! Сварить тебе кофе. Черненького?.. Отли-ично! — пела она ему в трубку. Чуть неправдиво (опять же), но с задором и с отвагой.
Поскольку я молчал, Вика легонько толкнула меня локотком. Может, я не все понял?.. Подтолкнула мою сообразительность. «Это он... Петр Петрович!» — шепнула. И для начала перемен она села в постели.
А затем Вика встала. Нет, нет, никакой спешки. Она легонько зевнула — и пошла к плите, чтобы сделать любимому человеку кофе. Он войдет — а кофе уже горяч.
Она еще говорила ему:
— Ну, все. Все. Пока... Иду к станку! — и передала трубку мне, мол, дай отбой. И подмигнула.
Последнее, что я видел (я уже одевался), — как красивая голая женщина готовит кофе, стоя у плиты.
Когда Вика подмигнула, была в этом кой-какая насмешечка над подъезжающим и торопящимся к постели Борисом. (К еще дымящейся постели.) Но женская смешинка не была обидной — была человеческой. Все, мол, мы люди!.. Я это видел. Шепотком еще раз напомнила мне: «Положи. Положи там трубку».
Убавила пламя до малого... Доставая банку с кофе, ложечку, сахар, то да сё, она перетаптывалась, шаг туда, шаг сюда... И все время невольно играла ягодицами. Как бы гримасничала. Стоя у плиты... Спиной ко мне. Так и подумалось, что ниже поясницы открылось ее второе лицо.
Это подвижное лицо хихикало в равной мере... И над Борисом... И надо мной... И над самой собой. (Над первым своим лицом.) Это было совсем не зло. Это было равнодушно. Ах, мол, сколько суеты. Ах, мол, люди-людишки!.. Равнодушно... Второе ее лицо все знало и посмеивалось.
Приняв из Викиных рук, я аккуратно переправлял телефонную трубку через постель к столику. (Трубка должна быть на своем месте.) Я как раз нес в руке. А Борис еще договаривал последнее. Он жарко и басовито рокотал мне в самое ухо:
— Сейча-ас... Сейча-ас я тебе каааааа-аак вста-аавлю.
Я даже выронил трубку.
