Мы знаем о Куке все – и мы ничего о нем не знаем. Мы знаем, что он был бесстрашным и осторожным, неутомимым, безрассудно смелым, прирожденным лидером, но каков он был на самом деле, что это была за личность – об этом у нас только самые отдаленные представления. Мы знаем, что он направлял старые, протекающие корабли то в тропические районы Океании, то в безжизненные арктические и антарктические водные пустыни, совершая свои самые поразительные в истории человечества путешествия. Но любил ли он цветы, любил ли качать своих детей на коленях, смотрел ли зачарованно на закат солнца в океане за гавайским или таитянским горизонтом, – мы никогда не узнаем. Мы знаем, что он был величайшим мореплавателем своей эпохи или даже всех эпох; было бы интересно узнать, доводилось ли ему когда-нибудь заблудиться на боковых улочках своего родного Степни.
Сохранить в такой тайне свою личную жизнь поистине настоящий подвиг, но сделать это, несмотря на то что он тщательно записывал изо дня в день в течение многих лет все свои действия, – почти невозможно. Но в своих дневниках и судовых журналах Куку это удалось. Ни одна значительная фигура современности не оставляла столь подробных и старательных записей о своей жизни. Однако эта огромная документация безлична, удалена от главного персонажа: Кука там не видно – там все о том, что он делал, и ничего о том, каким он был. Даже в его личной корреспонденции – хотя ее сохранилось очень мало – видна все та же железная сдержанность. Лишь дважды упомянул он о своей жене, и то совсем случайно; о своих двоих детях, которые умерли в младенчестве, и о дочери, умершей в возрасте четырех лет, Кук не писал нигде.
Разумеется, в письмах его современников, от Уолпола до доктора Джонсона, есть упоминания о нем, но из них мы тоже можем узнать очень немногое. Может быть, они не знали его настолько, насколько им хотелось бы, может быть, он был сдержан до такой степени, что к нему невозможно было подступиться. Быть может даже, они понимали, что имеют дело с живой легендой. Если это так, то их задача невероятно сложна: миф окутывает человека и создает вокруг него кокон, заботясь о том, чтобы ни один взгляд не проник в сердцевину легенды – легенды, допускающей лишь самую высокую риторику, самые широкие и всеохватывающие обобщения. Ведь никто не станет обсуждать, какие галстуки носил бессмертный и останавливался ли он майским вечером, чтобы насладиться ароматом сирени.
