Да и не одни жезлы у них, наверное.
Равно как и не один отряд пойдет в атаку…
Лишь он сам, предводитель, может взять грех на свою совесть. Он будет стрелять из жезла не ради победы, которая невозможна, а для того, чтобы запомниться врагу и в поражении.
Нарушение запрета не ляжет пятном на души его товарищей. И на его душу тоже не должно лечь, ибо предводитель имеет право на многое, если идет в бой без расчета вернуться из боя.
А если все же запятнает, обречет на вечные муки — ну что ж…
Не пристало воину более заботиться о спасении своей души, чем он заботится о спасении собственного тела!
— Что видите? — спросил Махайра.
И ответил ему Скрамасакс, самый зоркий из всех:
— Вижу: чернеют фигуры над горизонтом.
— Узнаешь ли их?
— Трудно не узнать… Это воины, которые идут на нас.
— Найдется, кому встретить их, — улыбнулся предводитель.
(«Встретить, но не остановить…» — добавил он про себя.)
Кто-то за его спиной затянул «Сагу о Крагерах».
Сага о Крагерах, потомках Крагеров.
"Неведомо, таковы они от рождения или становятся такими после рождения. Не кормят их женщины детей грудью, а отдают их щенным сукам. Не играют их дети друг с другом — грызутся со щенятами в норах.
Когда же входит их подросток в возраст, и время ему становиться юношей — приводят его в зал, где вырыта яма, обнесенная частоколом.
И сажают его в яму, отобрав одежду и все, что может служить оружием, оставляя лишь собственные руки и зубы, данные ему от природы.
И одного за другим пускают в яму могучих псов, его молочных братьев.
И говорят: «Убей!». И убивает он своим природным оружием тех, с кем испил молоко из одних сосцов.
А от частокола ярусами вверх уходят скамьи, где сидят взрослые, что прошли уже это испытание. И смотрят: останется ли жив? Силен ли? Ловок ли? Не жалостлив ли?
Убив же всех, выходит он из ямы и, не смыв крови, садится с ними наравне. Тогда получает он меч, плащ и имя.
Тот из них, кто не падет в бесчисленных битвах, живет жизнью хищника до старости, ходя в разбойные походы всякий раз, когда к клинку приходит желание пролить кровь — а неведомы ему иные желания!
И умирают их старики в походах, падая головой вперед, так как нет у них человеческой старости, ибо нет и человеческого детства.
Страшно смотреть им в глаза, сверкающие из-под нечесаных лохм, которые ниспадают, как лошадиная грива.
Вожди их бьются мечами с рукоятью из человеческой кости и лезвием длиной в рост мужчины, что разрубают волос на воде.
Не обойтись такому мечу без крови сроком более семи дней, иначе потребует он крови своего хозяина.
