— Я Колесников, учитель. Это я вам звонил…
В это время за дверью что-то загремело. Чутков распахнул дверь и увидел, как пэпээсники снова начали лупцевать друг друга «демократизаторами», даже с еще большим остервенением. Нанося друг другу удары, они громко кричали:
— Это я, я у того пьяного инженера бумажник забрал, а потом за этот грабеж трех пацанов в клетку упекли.
— А я магнитолу и колонки себе в «тачку» поставил, что у Веньки Клюва при обыске забрал. Он их на стоянке у Арсена свистнул.
— А мне Арсен по сотне за ночь платит, чтобы его девок не трогали!
— А мне по сто двадцать!..
Терпение Чуткова лопнуло. Он развернулся к Ермашину и хотел уже рявкнуть что-то очень страшное, типа «удостоверение на стол» или «сдать оружие», как… Он почувствовал, что слезы катятся из его глаз, крупные, как горошины, слезы. Ему стало так тоскливо, так ужасно пусто внутри, в районе солнечного сплетения, что он не удержался на ногах и упал на колени. Не понимая, что он делает, а вернее, слишком хорошо понимая, что ему сейчас нужно, он на коленях подполз к учителю Колесникову и, потеснив Ермашина, прижался лицом к драпу ветхого учительского пальтишки.
— Это я подсидел Михал Михалыча, бывшего начальника РОВД, — прорыдал навзрыд Семен Иванович Чутков, полковник милиции, отмеченный правительственными наградами и благодарностями областного руководства. — Это я! Он мне доверял, как лучшему другу, как брату, а я на него рапорт в УВД накатал. И когда комиссия приезжала — подтвердил. От Арсена ежемесячно по пять тысяч долларов получаю за «крышу», барона цыганского два раза выпускал, хоть его и с поличным брали с крупной партией героина, со шлюхами грешил…
Почему-то все объяснения этим в общем-то серьезным противоправным действиям, еще днем раньше казавшимся ему такими убедительными, сейчас показались совершенно беспомощными. Да, он приказал не трогать местного цыганского барона, потому что барон Николай Васильевич Романов крепко держал табор в кулаке и не позволял своим под страхом проклятия и изгнания продавать «герыч» детям в школах и на дискотеках. С оружием барон тоже никогда не связывался, и если Николая посадят, его сын Роман — совершенно безбашенный оторвяга — ударится во все тяжкие, и от местных ромал жди больших неприятностей. Но ведь это — все равно криминал. Разве начальник РОВД должен выбирать из двух зол меньшее? Разве он не должен пресечь любые попытки наркоторговли в своем районе, если даже придется посадить в клетку весть табор, включая матерей-героинь и десятилетних пацанят, обчищавших карманы граждан на рынках.
