— Вот и я, — прошептал он.
Ее нервное раздражение нашло себе выход.
— Как вы попали сюда? Сию минуту убирайтесь!
— Вы, значит, все-таки рассердились? — спросил он. — Перкосини говорил мне, что вы рассердитесь, но что я мог сделать? Почему вы никогда не принимали меня, герцогиня, и к моей жене вы тоже, злая, не приходили больше.
— Уходите. Я дам знать принцессе.
Фили был поражен.
— Простите, прошу вас, простите! Перкосини думал, что вы ничего не скажете… Если бы я знал!
— Вон!
— Прежде простите мне, герцогиня. Простите, прошу вас, прошу вас.
Она откинула назад голову. Опять то же самое снова? Она подступила к наследнику престола и резко схватила его за руки.
— Я прикажу отвезти вас домой в моем экипаже с запиской к вашей жене. Слышите?
Почувствовав теплый аромат ее расстегнутого корсажа, Фили ослабел. Он побледнел, колени у него подогнулись, и он не падал только потому, что она держала его за руки. Он клянчил:
— Не сердитесь, дорогая герцогиня, ведь вы знаете, я давно хотел придти к вам в костюме дон Карлоса. Но женщины никогда не выпускали меня. Со мной уж совсем было плохо, и я думал: если ты теперь пойдешь к ней, пожалуй, еще оскандалишься, и тогда все будет кончено. Последние дни я опять хоть куда, а вы выставляете меня за дверь…
Она толкала его к двери. Едва она выпустила его, он мягко упал, как марионетка. Он поднял ручонки» громко плача:
— Разве вы не видите, какой я несчастный! На тронах — вы знаете это, герцогиня, — тоже не весело живется. Меня они последнее время так измучили — и я всегда думал о вас, как о мадонне. Если вы прогоните меня, я умру, у меня такие мрачные предчувствия. Не отвергайте меня…
Она села на край постели. Ее силы были исчерпаны: то, что она переживала, уже не казалось ей ни противным, ни даже смешным. Из жажды животного соприкосновения с ее телом холодные, изящные кавалеры в Париже убивали себя и друг друга. Было естественно, что жалкое существо, валявшееся на полу, умирало от этого. Но стоило ли слушать дольше его нытье? То, чего он просил, было так ничтожно… От усталости, досады и невыразимого презрения она была почти готова уступить ему. Но перед ней встало бесцветное лицо Фридерики Шведской, молящей прерывающимся голосом.
Принц вытер слезы и поднялся. Она спросила уже совершенно спокойно:
— Вы уходите, ваше высочество?
— Я иду, иду.
Он печально кивнул головой.
— Так вы решительно не хотите, герцогиня?
Она взяла в руку шнурок звонка.
— Я иду, иду уже, — пробормотал Фили. — Чтобы только из-за этого не вышло между нами недоразумений.
