Он посмотрел на карманный фонарик, который я протянул ему, и включил.
— Боюсь, этого недостаточно, — сказал он. — Впрочем, — он заколебался, — это всего лишь теория.
— Что всего лишь теория? — удивленно спросил я.
— Считать, что это оружие против… против того, что вы видели, — сказал он с сухой улыбкой.
— Трокмартин! — воскликнул я. — Что это было? Я на самом деле видел… это существо… на лунной дорожке? На самом деле слышал?..
— Например, это, — прервал он меня.
И негромко прошептал: «Ав-о-ло-а!» И я будто вновь услышал хрустальную неземную музыку, ее эхо, слабое, зловещее, насмешливое, ликующее.
— Трокмартин, — сказал я. — Что это было? От чего вы бежите? И где ваша жена… и Стентон?
— Мертвы! — монотонно ответил он. — Мертвы! Все мертвы! — Я отшатнулся в ужасе, а он продолжил: — Все мертвы. Эдит, Стентон, Тора… мертвы… или еще хуже. А Эдит в лунном бассейне… с ними… ее утащило то, что вы видели на лунной дорожке… Теперь оно охотится за мной… Оно наложило на меня свою ленту… и преследует меня.
Злобным движением он распахнул рубашку.
— Взгляните, — сказал он. Я смотрел молча. Кожа на груди, примерно на дюйм выше сердца, была жемчужно-белой. Белизна резко выделалась на фоне здоровой кожи. Он повернулся, и я увидел, что полоса проходит по спине и окружает все тело. Она образовывала идеально ровный пояс примерно в два дюйма шириной.
— Прижгите! — сказал он, протягивая мне сигарету.
Я отшатнулся. Он сделал повелительный знак. Я прижал горящий кончик сигареты к белому поясу. Он даже не моргнул, не слышно было и запаха горелого; когда я отвел белый цилиндрик, на коже не было ни следа.
— Потрогайте, — снова приказал он.
Я коснулся пальцами ленты. Она была холодной — как мрамор на морозе.
Он протянул мне маленький перочинный нож.
— Режьте! — приказал он.
На этот раз, увлекаемый научной любознательностью, я не колебался. Лезвие погрузилось в тело. Я ждал появления крови. Ничего не появилось. Я извлек лезвие и погрузил его снова, на этот раз на четверть дюйма. Как будто я резал бумагу — ничего похожего на человеческую кожу и мышцы.
Мне пришла в голову еще одна мысль, и я с отвращением отшатнулся.
— Трокмартин, — прошептал я, — это не проказа?
— Если бы, — ответил он. — Взгляните на места разрезов.
Я посмотрел: на белой полосе не было ни следа. Там, где я делал разрез, не было даже царапины. Как будто кожа разошлась, пропустила лезвие и сомкнулась снова.
Трокмартин встал и надел рубашку.
— Вы видели две вещи, — сказал он, —
